Затем и существуют капитаны на судах, чтобы единолично решать проблемы любой сложности. Столовая повеселела и вернулась к прерванному завтраку. Голоса стали светлей и тише.
– Как вам понравилось выступление жвачной обезьяны? – промолвил шеф охраны, склонившись к тарелке.
– А вы хорошо проверили его досье? – ответил вопросом капитан, тем самым перехватив инициативу. – Вы уверены, что он не имел ничего общего с какими-нибудь радикалами?.. на ЛаБинде масса радикальных группировок.
– Консульство предоставило его послужной список и биографию, – пошёл на попятную шеф-охранник, стремясь перевалить ответственность со своих плеч.
– Автобиографию, вы хотели сказать? О себе любой напишет наилучшую характеристику. Задумайтесь-ка, почему именно его отрядили на агрегат. За примерное поведение с ЛаБинды не ссылают…
Приговорённый командой, главный инженер за лишние слова окончательно стал изгоем и среди комсостава. Так-то! в другой раз не разевай рот в защиту отребья, нанявшегося на сжигатель. Он замкнулся и потупил взгляд, чтобы никто не заметил огня бессильной ярости в его глазах.
Услышав обращение правительства Буш-2 к народу, команда восторженно заголосила – победа! открыт выход 4-3! деньги дадут! Случается, что и мечты сбываются.
Зная высоту агрегата и высоту гилея, Форт и не надеялся увидеть с крыши горизонт. Но зрелище, открывшееся наверху, было потрясающим. С обеих сторон мимо ползли лесные стены; впереди деревья однообразно рушились с шумом, покорно ложась и втягиваясь в невидимую пасть, а сзади… за кормой агрегата шла прямая просека, дымящаяся, засыпанная пеплом. Раскидистые ветви-веера, выступавшие в прогрызенный коридор, качались и роняли на крышу увесистые клубки рваных и спутанных эпифитов с их ядовитыми дряблыми яблоками, сочащимися липким нектаром; под ногами, звонко щёлкая, угрожающе подпрыгивая и треща, пугливо метались насекомые обитатели лесного полога – обжигающе-жёлтые, чёрно-лиловые, опушённые жгучими иглами, испускающие из брюшка струйки нервно-паралитического газа, иные величиной с кошку, с десятками ног-крючьев. Унылые безглазые комья миксомицетов ползали, как убежавшие от кулинара порции желе – розоватые, прозрачно-серые, малиновые, переливающиеся изнутри опаловыми созвездиями вакуолей, – привычно растворяя листву и сваливаясь с неогороженных краёв. В колодце выхода 4-3 орал дежурный вентсистемы, обзывая уродами всех, кто раньше времени открывал шлюз и впускал в корабль внешний воздух. Гулко дымили трубы выброса, вскидывая выхлопной газ сизыми султанами выше леса.
Сзади к белёсому курению золы примешивался ползучий чёрный дым пожара. Гилей, высушенный солнцем термидора, загорался и пылал. Солнечный свет, прорвавшийся из просеки в подлесок, буквально на глазах поджаривал сочные, полупрозрачные растения, и они, сморщившись, занимались ползучим огнём. Со звуками петард взрывались спорангии, полные невесомой сухой пыли. Вспугнутые крылатки водоворотами кружились в воздухе с жалобными криками.
«Впереди нас – рай…» – вспомнив слова Руны, Форт с каким-то болезненным чувством сравнил беспомощный лесной заслон перед червём смерти и след червя – прах, дым, пожарище, ничто.
Пилотам было легко найти агрегат сверху. С северо-запада заходил на посадку трёхфюзеляжник с подвесными контейнерами, пара флаеров отстаивалась на крыше кормы. Все, чьи вахты кончились, повалили по мосткам, пихаясь и выкрикивая безобразные слова и лозунги, более приличные в локерии. Стало заметно, что умственный уровень команды рухнул до ноля и ниже, остановившись на последних трёх желаниях – пожрать, напиться и уснуть.
– В складчину, – командовал Джифаренге, – парни, по стольнику! Я поговорю с летунами. Часов пять, и у нас всё будет. И музыка!.. ну-ка, вы – разгребайте танцплощадку!
Форт изучал антенное и радарное хозяйство Буш-2. Вот радар системы позиционирования, вот трэковая связь, вот навигационные устройства. Он не зря пригрел в кубрике Поля – в благодарность парень разболтал всё, что знал об информационной структуре корабля. Пока самые послушные спихивали растительный сор с бортов: «Эй, не поскользнись! навернёшься – поминай как звали!», он проводил время с пользой.
Его заинтересовал небольшой, но, похоже, скоростной флаер ньягонской постройки – лягушачьей расцветки, с непонятными буквами на борту. Похаживая по четвёртому сегменту и любуясь природой, Форт обратил внимание, что экипаж на флаерке – хэйранский, там снуёт пять-шесть красных человечков. А если взглянуть пристальней?.. некоторые лица подозрительно знакомы; надо рассмотреть поближе.
– Трава – три экю килограмм! – чирикал Бисайюге. – Деньги раньше, трава после! Никак иначе! Час, два – и трава. Деньги раньше!
Узнать его Форту позволил цифровой анализ внешности. Бисайюге заметно преобразился – волосища расчёсаны тремя проборами, пряди перевиты лентами, убраны назад и прижаты сеткой, а голова – как бы в узде из плоских эластичных тяжей с выпуклыми бляшками и узкими пластинами цвета камня, сложным рельефным узором выступавшими на лбу, на темени и на висках. Второй муж Лучезарной был в огненно-красных штанишках до колен и в несуразно полосатой безрукавке типа болеро – тинисто-зелёный, оранжевый и бледно-голубой цвета; прочие гривастые не обузданы, а наряд их ограничен парой ожерелий, пластиковыми тапками на завязках и трусиками с передником. Эти прочие, жирно блестя солнцезащитным гелем, слушали и, хлопали глазами, сидя рядком на корточках и не вмешиваясь в торг.
– Земноводный, – проникновенно, с укором говорил Джифаренге, волею народа ставший глашатаем и ходатаем, – ты цену ломишь, а чего ты продаёшь? подножный корм! Два экю за кило.
– Три! Ты биндэйю о четверых ногах. Жена к вам снисходительна, берёт малую плату. Она у жрицы консультируется. Опасайся! Прекрасная Оййоте скажет – нельзя, неэтично кормить врагов, – и ни листочка не получите. Три экю. Свежая, вкусная травка! Листва! Плоды! Хочешь даром – лезь по стенке вниз и рви руками.
Биндэйю махали лапами, громко высказывались в духе оголтелого расизма, но соблюдали святость частной собственности и на флаер не лезли.
– Мораль нашего народа не пострадает, – выбралась из кабины Цанцукэ в такой же узде, короткой жилетке и юбчатых штанах. – Жрица великодушно позволила.
– Два экю семьдесят пять центов! последняя цена, – объявил Бисайюге. – Кто не соглашается, тот жрёт жирную противную тушёнку.
Многие завыли. Тушёнка с крупой давно стояли пробкой у всех в кишках.
– Два пятьдесят!
– Жена моя, мы улетаем?
– Если не согласятся – сейчас летим.
– Два семьдесят пять, и целуем богов! – отчаялся Джифаренге. – Покупаем пять центнеров.
– Кто купит шесть, – вкрадчиво пропела Цанцукэ, садясь на плоскость по-турецки, – получит бонус – десять литров локи…
– Шесть!.. бери шесть! – народ бушевал.
– …и музыкальный центр с большими, сильными динамиками.
