— Но… этот человек, он ранен…
— Не будем спорить, сьорэ Мендоса.
Где-то в комнатах зазвенел телефон.
— Это соседи, — негромко сказала Долорес, не отпуская Марсель. — Они слышали шум…
— Скажите, что ничего не произошло. Но лишнего не говорите, прошу вас, сьорэ. Мы сейчас исчезнем и оставим вас в покое. Марсель…
— Она не скажет, — поспешно заверила Марсель, — ничего не скажет. Идем, Лолита.
Они ушли; проводив их взглядом, Аник спрятал пистолет под куртку.
— Эскуча ми, Ана-Мари. — Он обратился к ней на скверном испанском и для верности повторил: — Экутэ муа. Будет очень хорошо, если ты нас забудешь. Ты ждала кого-то другого и немного ошиблась…
— Совсем чуть-чуть, — отдуваясь, промямлил Клейн. — На десять дюймов.
— Надеюсь, ты рада, что мой коллега не ответил тебе тем же приветом? у него привычка — при виде дула стрелять, чтобы убить; тебя выручила жгучая красота — он просто не мог остаться равнодушным и помедлил нажать спуск…
— Кхм, — Клейн кашлянул, что значило: «Заткнулся бы ты, что ли?»
— Мы не станем путаться в твои дела. А ты не мешай нам делать наши. Мы с тобой не встречались и не общались. Забито?
— Забито, — сумрачно кивнула Ана-Мария. — Могу я встать, сеньор?..
— Что я — держу тебя?
— Я руки помою и поищу, из чего сделать шину.
— Только револьвер не трогай. А шину…
— К черту шину, — Клейн попробовал встать, — косынку найди или платок побольше…
Подхватив праздно лежащий револьвер, Аник опустил его в прозрачный пакет, и «троупер» тоже растворился у него за пазухой; он нетопырем порхнул в комнаты следом за Аной-Марией, и ей пришлось молча лицезреть, как с ловкостью картежного шулера и легкостью сквозняка он пробегает пальцами по тумбочкам, ее столу, кровати, полкам — прочесал все быстро, без слов, нашел патроны — не взял… чиркнул ногтем по корешкам ее книг — «Тяжелые фракции нефти сорта „Дубай“», «Основы технологии производства дизельного топлива», «Крекинг-процесс», — задержал взгляд на географической карте, набивных рисунках по ткани, глиняных куколках — и исчез, унося в памяти важнейшие мелочи, например написанные фломастером на карте названия племен, треугольные флажки, звезды и могильные крестики с датами, фотографии разновозрастных мужчин и женщин — больше молодых, широколицых, слегка раскосых, с гладкими черными, будто намасленными, волосами, очень похожих на Ану-Марию. После него в комнате осталось еще кое-что, кроме впечатления от стремительного обыска, — бляшка на липучке, приклеенная снизу к столешнице, — миниатюрное радиоухо; отправляясь по делам, Аник всегда брал с собой пяток «клопов», вдруг захочется незаметно подарить кому-нибудь.
Марсель не замечала, что ее колотит нервная дрожь, плохо видела даже Лолиту; ее мутило — прямо перед ней, в двух шагах, разорвало кровавыми брызгами руку Клейна, и Клейн, оседая, покрывался цементной пылью по коже, а смуглые пальцы Аны-Марии уминали в рану белую пену бинта, бинт слипался и намокал кровью, льющейся толчками из только что сильного, но мигом обмякшего, внезапно выдохшегося тела. Долорес гладила ее лицо, руки, наконец привлекла к себе, головой на плечо.
— Успокойся, мое сердечко, успокойся. Я с тобой, девочка моя.
— Лола, — в гостиную шмыгнула Ана-Мария, — у меня есть брюки, но он в них не влезет. Слушай, если он к ТЕБЕ пришел, может, ТЫ найдешь для него брюки?
— Он жив? — спросила Марсель, пряча нос в вороте свитера Лолиты.
— Уже на ногах. — Ана-Мария растерянно потерла за ухом. — Вы меня простите, сьорэнн, пожалуйста. Он ваш друг? я не знала… Понимаете, Лола кричит — она не кричала никогда, — я решила, что это терминадос, кончатели… кто убивает. Меня хотели убивать дома, на родине. Я их жду все время.
— Девочка моя, кто эти люди?
— Не спрашивай. — Марсель глубже зарылась в теплый козий пух. — Я не скажу. Они вам ничего не сделают, они охраняют меня.
— Да, — согласилась Ана-Мария, — он вас выручил. Я думала — вы терминадо, девушки тоже служат убийцами. А он не стал стрелять. Терминадос стреляют сразу…
— Он не из полиции, Соль?
Марсель вздохнула — трепет души и тела поулегся, она еще вздрагивала, но реже и реже; подняла лицо:
— Нет, не оттуда. Они… — что бы сказать? — они из частного агентства.
— Лучше бы они заявили на меня. — Ана-Мария села, как рухнула. — Лола, сколько лет мне дадут?
— О чем ты говоришь?!
— Не хочу, чтобы меня шантажировали. Они забрали мой «троупер», завернули в пакет. Станут требовать деньги — какие у меня деньги? Я сама заявлю, что стреляла в агента…
— Не вздумай!
— Не делайте этого! — хоть и по разным причинам, но в один голос воскликнули Долорес и Марсель.
— Почему? Я виновата, — недоумевая, уставилась на них Ана-Мария.
— Это я виновата, все из-за меня.
— Не говори глупостей, детка, ты тут ни при чем, кричала я, а не ты, и я думаю — хватит того, что в доме был револьвер, а я этого не знала.
— Что же, по-твоему, мне отбиваться сумкой с учебниками? — Глаза Аны-Марии сделались из темно-карих угольными и полыхнули огнем. — Или прыскать на терминадос аэрозолью?
— Могла купить газовый пистолет!
— Скажи еще — привезти с собой мачете, самое подходящее!
— Тогда почему «троупер»? почему не базуку?!
— От базуки уши закладывает, — пояснил Аник, входя в гостиную. — Я по поводу брюк; сьорэ Мендоса, сьорэнн Тойя, извините за настойчивость, но мы вынуждены торопиться…
— Сейчас! — схватилась Долорес. — Сейчас, сеньор… — Она бурей влетела в шкаф и в секунду там все перемешала; у ее ног вырос порядочный сугроб вещей, пока она нашла что-то подходящее. — Вот! это годится?
— Пожалуй, да… — прикинул Аник на глаз.
— Я помогу. — Ана-Мария отняла у Долорес протянутые брюки и решительно пошла в прихожую, за ней — Марсель. Окутанный шалью Клейн поднялся с табурета, пьяно улыбаясь, — его повело; Ана-Мария и Аник подхватили, выровняли его.
— Ох. Я немножко не в себе. Прошу прощения, Марсель. Вы вроде собрались меня раздеть…
— Скажите, Клейн, с вами все в порядке? — крутилась и совалась между ними Марсель, пока его наряжали в брюки Долорес. — Вы сами сможете дойти?
— Я постараюсь, — засыпая, бурчал Клейн, — Ф-фу… голова кругом идет… Барышня… Марсель, я хотел… у вас часов нет, а мне их с рукой забинтовали. Слушай… ты ей свои отдай.
— Отдам, отдам. — Аник набросил на него длинный плащ, задрапировав Клейна, чтобы не было видно крови.
— Клейн… большое спа… я не знаю, как сказать…
— М-м… ой, не жмите меня…
— Я больно сделала? это нечаянно, извините…
