«Как?!»
«Ему попали в ранец. Один скот там прятался с ружьем…»
«А, ч-черт… Бегите вдоль по ручью и трое — туда. Ищите, они не могли далеко уйти. И смотрите за небом — как прилетят вертушки, все назад, а то и вас выкосят».
С опозданием, но вертолеты являются — два маленьких «ОН-6 Кейюз», похожие на яйца с хвостиками; они каруселью кружат над Монтеассоно, осматриваются, потом расходятся в стороны, делают круги все шире и шире; они чуть вздергивают кверху хвостики, принюхиваясь, время от времени прощупывая пулеметами подозрительные кусты и заросшие канавы — «Ага! вот один, выскочил, побежал и — эх, как его подсекло!..»
Кое-кому из жителей Монтеассоно удается спастись.
Они уходят лесом. Добрый лес всегда выручал своих детей, своих бокаро. Вот и сегодня он укрыл их зеленым крылом от стрекочущих, плюющихся свинцом небесных хищников.
День, ночь, день, ночь, день и ночь идут уцелевшие бокаро. Погоня — хоть и опытная в таких делах — теряет след.
Наконец они приходят в деревню шонко. Шонко — это свои, тоже алуче.
Падре в деревне — тоже шонко. Он понимает, он все понимает, но — как быть? Да, надо бы сообщить властям, но власти далеко, а полковник Оливейра близко. И власти благосклонны к дону Антонио; он очень богатый человек, стоит ему захотеть…
«Я боюсь, — говорит падре, когда пятеро последних мужчин-бокаро сходятся к нему вечером. — Сила на стороне дона Антонио. Не надо надеяться на власти, они не помогут. Никто за нас не заступится. Бог сохранил вам жизнь — не отвергайте его щедрот, живите; жаловаться на дона Антонио — это гибель. Радуйтесь, что он не знает о вашем спасении».
«Я не могу радоваться, падре. Они всех убили. Из моих осталась одна Ана-Мария».
«Пусть она послужит тебе утешением».
«Я утешусь, когда убью дона Антонио».
«Ты погибнешь, сын мой».
«Я не один».
«Нас много, падре, — распаляясь, мужчины говорят наперебой. — Разве одних нас согнали с земли? сколько можно терпеть? Если и дальше так будет, нам не останется места даже для могилы! Не жаловаться надо, а защищаться».
«Вы хотите начать войну?»
«Она уже началась в Монтеассоно. И не мы ее начали».
«Одумайтесь. Вас всех перебьют».
«Пусть сначала найдут».
«У дона Антонио много людей, и у всех — скорострельные винтовки, автоматы. А что у вас? чем вы станете драться?»
«У Хуана винчестер. У меня охотничье ружье, и патроны есть. Еще были ружья, в деревне остались. Ножи есть и мачете».
«Это так мало, что можно считать — вы безоружны».
«Если даже терминадос заговоренные, их можно душить голыми руками. Еще не родился человек, которого нельзя задушить».
«Немногие пойдут за вами. Теперь алуче не те, что — прежде».
«Нас будет столько, сколько алуче осталось без земли и крова».
«Тогда власти пришлют сюда солдат из Пуэрто-Регада».
«Этим солдатам в лесу грош цена. Они с партизанами который год не могут сладить. И наконец, наша это земля или нет? Мы всегда здесь жили. Почему мы должны отдать свою землю? почему нас убивают, если мы не отдаем то, что у нас есть? А если мы говорим властям: „Нас ограбили, обобрали; пожалуйста, накажите грабителей, верните нам землю“ — нас не слышат и опять гонят, опять убивают».
«После этого — только руки на себя наложить!»
«А помните — приезжал тот сеньор, говорил: „Дадим вам землю в резервации на западе, хорошую землю, довезем вас по реке до Пуэрто-Регада, там будут ждать грузовики, чтобы ехать на запад, и все задаром“. Две деревни виера уже перебрались на запад; кто сбежал оттуда — говорят, там сплошные болота, топь, а не земля; старатели там ищут драгоценные камни, нападают, говорят: „Уходите отсюда“, крадут девушек в свои поселки. Мальчишки и женщины там вешаются от тоски».
«Что же, падре, — и нам теперь удавиться? может, и вы удавитесь вместе с нами — заранее, пока не пришли терминадос? или думаете, что дон Антонио насытился кровью в Монтеассоно и не пошлет их сюда? что вы станете делать тогда — выйдете им навстречу с крестом? разве они помилуют вас или хоть кого-то в этом селе?»
Падре сидит за столом сгорбившись, упершись сжатыми губами в ладонь, обхватившую кулак. Он молод, он стал духовным отцом недавно, он поднялся вверх по реке в надежде принести своему народу то, чего здесь так не хватает, — образование и медицинскую помощь. Терпение, настойчивость, постепенность, доброта — вот его оружие. Он не настолько наивен, чтобы рассчитывать на скорые перемены к лучшему. Он всерьез думал о будущем — десять, двадцать, тридцать лет; ведь кто-то должен заложить основы, чтобы алуче в будущем жили, как достойные люди. Епархия оценила его стремление — кому как не ему быть пастырем среди шонко; не зря же существует отлаженная система отбора кадров из индейцев — миссионерская школа, семинария и далее — до рукоположения. Послать сюда креола или метиса — ему не будет доверия, да еще занесет с собой городские идеи, станет возмущаться, конфликтовать, писать в газеты или заведет гарем из духовных дочерей, сопьется или сбежит. А индеец — он знает, как себя вести. У него в крови умение уступать силе.
Расчет оправдался, паства приняла его.
И вот — проверка на умение уступать.
«Выступить с оружием, — глухо говорит падре, — подобно смерти».
«Умереть воином легче, чем жить скотиной».
«Ты говоришь так потому, что тебе нечего терять».
«Скоро и вам нечего будет терять, падре. Не завтра, так через год».
«Подумайте о других людях — что станет с теми, кого вы позовете за собой? с их женами, детьми?»
«Я знаю, что станет с ними, если мы будем сидеть сложа руки. У терминадос не только винтовки — у них есть другое оружие, как факел на длинной ручке, оно выплескивает горящий бензин. И все горит. И люди тоже».
«Моя жена сгорела», — говорит кто-то из пятерых.
«Надо уходить», — вслух думает падре.
«На запад, в резервацию?»
«Куда угодно. Я должен увести людей отсюда».
«И вы уйдете, падре?»
«Мне верят — я смогу их увести».
«Значит, вы тоже уйдете…»
«Мой долг — спасти людей, пока это возможно. Они поймут, что здесь нельзя оставаться».
«Навряд ли. Я говорил им, что было в Монтеассоно — они верят, но уходить не спешат. Они будут ждать до последнего. Как же можно вот так уйти, бросить землю, урожай? что вы им пообещаете такого, чтобы они решились уйти?»
Падре молчит.
«Они подумают, что дон Антонио вас подговорил убедить их оставить землю».
«Я не предатель».
«Знаю, падре, вы порядочный человек. Но как люди посмотрят на ваши уговоры?.. Ничего из этого не выйдет».
