– Осторожно, Люси, – предупредил Каспиан, – это умный дракон, он может оказаться и хитрым.
Но Люси уже бежала к заливу, а следом за ней, перебирая лапками, несся Рипичип. Потом, конечно, подошли и мальчики, и Дриниан.
– Дай свою бедную лапочку!.. – говорила Люси. – Я ее вылечу!
Дракон, который когда-то был Юстэсом, радостно протянул ей опухшую лапу, вспомнив при этом, как ее лекарство излечило его от морской болезни, когда он еще не был драконом. Однако, к его разочарованию, волшебная жидкость только уменьшила опухоль и ослабила боль – снять браслет она не смогла.
Все толпились вокруг, наблюдая за лечением, как вдруг Каспиан воскликнул: «Смотрите!» – и указал на браслет.
Глава 7.
ЧЕМ ЗАКОНЧИЛИСЬ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮСТЭСА
– Что там такое? – спросил Эдмунд.
– Взгляни, здесь герб, – сказал Каспиан.
– Молоточек, а над ним бриллиант, как звезда, – сказал Дриниан. – Где-то я его видел.
– Видел! – воскликнул Каспиан. – Еще бы не видеть! Это герб лорда Октезиана.
– Злодей! – закричал Рипичип дракону. – Значит, ты сожрал нарнийского лорда? – Но дракон торопливо замотал головой.
– А вдруг, – предположила Люси, – это и есть сам лорд Октезиан… его заколдовали, понимаете…
– Скорее – ни то, ни другое, – сказал Эдмунд. – Все драконы любят собирать золото. Зато нам теперь ясно, что дальше этого острова Октезиан не попал.
– Вы лорд Октезиан? – спросила Люси, но дракон покачал головой, и она спросила иначе:
– Ты заколдован? Ты был человеком?
Дракон тут же кивнул.
И кто-то добавил (позднее спорили кто именно, Люси или Эдмунд):
– А ты, часом, не Юстэс?
Юстэс кивнул своей ужасной головой, стукнул хвостом по воде, и все отскочили в сторону, чтобы спастись от огромных горючих слез, хлынувших у него из глаз.
Люси старалась успокоить его и даже, набравшись смелости, поцеловала в чешуйчатую морду, а остальные говорили: «Да, не повезло!..» и уверяли, что не бросят друга в беде. Многие считали, что им непременно удастся расколдовать его через день-другой. Конечно, всем ужасно хотелось узнать, что с ним случилось, но, увы, говорить он не мог. Он пытался писать на песке, но ничего не вышло. Во-первых, он никогда не читал ни одной приличной книги и понятия не имел, как коротко и ясно рассказывать о таких вещах; а во-вторых, драконьей лапой много не напишешь. Не успевал он написать фразу, как волна смывала то, что он еще не стер хвостом. Получалось примерно следующее:
– Я П.Ш.Л В ПЕ.Е.. Д..КОН. ТО ЕСТЬ ДР…НЬЮ ..ЩЕРУ ..ТОМУ ЧТО ОН УМЕР И ШЕЛ ДО… И Я ХО… СНЯ.. Б..СЛЕТ…
Однако всем было ясно, что с тех пор, как Юстэс превратился в дракона, характер его сильно изменился. Он все время хотел помочь другим. Он облетел весь остров, обнаружил, что тот сплошь покрыт горами, по которым бродят кабаны и дикие козы, и принес много добычи. Зверей он убивал очень милосердно, просто ударял их хвостом, так что они даже не успевали ничего заметить. По нескольку туш в день он съедал сам, всегда в одиночестве, ибо, превратившись в дракона, ел только сырое, и не хотел никого смущать своими кровавыми трапезами. Однажды, медленно и устало, но в большом восторге, он принес большую сосну. Вырвал он ее прямо с корнями где-то на другом конце острова, и она вполне годилась для мачты. Вечерами, когда после сильного дождя становилось прохладно, все устраивались возле него, и, прислонившись спинами к его горячим бокам, быстро согревались и обсыхали; а стоило ему дохнуть разок даже на самую мокрую кучу хвороста, как она вспыхивала ярким костром. Порой он брал с собой кого-нибудь, и сидя у него на спине, люди видели далеко внизу зеленые склоны холмов, крутые скалы, узкие долины, а далеко в море, на востоке – синее пятно на голубом фоне. Наверное, это была земля.
Юстэс открыл для себя новую радость: он понял, как хорошо любить и как хорошо, когда тебя любят. Это и спасало его от отчаяния. Тяжело быть драконом. Он вздрагивал всякий раз, когда пролетал над горным озером и замечал в нем свое отражение. Он ненавидел свои перепончатые крылья, пилу гребня на спине, когтистые лапы. Он просто боялся оставаться наедине с собой, а быть с другими стыдился. В теплые сухие вечера, когда людям не нужно было греться возле него, он уползал подальше и ложился, свернувшись, между лесом и заливом. Лучше всего, как ни странно, его утешал Рипичип. Благородный Мыш покидал веселый круг у костра, усаживался с наветренной стороны у самой головы дракона, чтобы дым из огромных ноздрей не попадал ему в глаза, и говорил, что это – превратности судьбы и колесо Фортуны. Будь они дома, говорил Рипичип (на самом деле, у него был не дом, а простая нора, в которой не поместилась бы и голова дракона), он показал бы несчастному Юстэсу книжки об императорах, королях, герцогах, рыцарях, влюбленных, поэтах, астрономах, философах и волшебниках, которым случалось попасть в самые горестные передряги, а потом – оправиться от ударов судьбы и вновь обрести счастье. Такие рассказы не слишком утешали, но Рипичип хотел ему добра, и этого Юстэс не забыл.
Конечно, над всеми, словно грозовая туча, висел вопрос: что делать с драконом, когда корабль будет готов к отплытию? Все старались говорить о чем-нибудь другом, когда Юстэс был рядом, но то и дело до него доносились обрывки фраз: «Может, уложить его вдоль одного борта, а припасы, для равновесия – вдоль другого?», или: «А может, взять его на буксир?»; или: «Интересно, сколько времени он пролетит без отдыха?»; и, чаще всего: «Чем его кормить?» Несчастный все яснее понимал, какой он был обузой с самого первого дня. Как браслет в лапу, врезалась эта мысль ему в голову. Он знал, что плакать бесполезно, но не мог сдержать крупных горячих слез, особенно в теплые ночи.
Как-то, примерно через неделю после высадки на Драконий остров, Эдмунд проснулся очень рано. Начало светать, но он различал лишь те деревья, которые росли между ним и заливом. Приподнявшись на локте, он огляделся – ему показалось, что кто-то ходит рядом; и впрямь увидел у кромки леса темную фигуру. Сначала он решил, что это Каспиан – человек был такого же роста, – но, обернувшись, обнаружил, что Каспиан спит неподалеку. Эдмунд проверил, на месте ли его шпага, и поднялся.
Неслышно ступая, он достиг опушки; темная фигура была по-прежнему там. Теперь он увидел, что человек этот ниже Каспиана, выше Люси. Эдмунд обнажил шпагу и бросился к незнакомцу, но тот тихо произнес:
– Это ты, Эдмунд?
– Я, – отвечал Эдмунд. – А ты кто такой?
– Неужели не узнаешь? – спросил незнакомец. – Это я, Юстэс.
– О, Господи! – воскликнул Эдмунд. – И впрямь ты! Как же это…
– Тсс… – прошептал Юстэс и пошатнулся. Эдмунд бросился к нему.
