— Господин, если бы вы предупредили о приезде… Нас здесь осталось совсем мало, и мы боимся, что не сможем услужить вам как подобает.
Рокухара и впрямь казалась темной безлюдной хороминой.
— Все отлично, — резко сказал Мунэмори. — Этого более чем достаточно. Принесите мне фонарь, жаровню с горячими углями, и… чтобы я вас не видел.
Слуги сделали, как он просил, и вот уже Мунэмори шагал по долгому пустому коридору в северо-западное крыло Рокухары — то самое, где обитали духи. Его руки дрожали, отчего фонарь качался и отбрасывал тени, которые будто прыгали из-за угла, стоило к ним приблизиться. Мунэмори до того нервничал, что только усилием воли удержал маленькую жаровню и не рассыпал угли. Под ногами у него скрипел пепел и пыль от недавнего пожара, и он не видел собственных сандалий, точно сам превратился в призрака. Во тьме комнаты тянулись нескончаемым лабиринтом, и Мунэмори почувствовал, что заплутал, хотя Рокухара была его домом с рождения.
После того как он рассказал матери о появлении Син-ина, она привела монахов очистить это крыло поместья, однако позже призналась, что даже монахам стало здесь не по себе. Как и следовало ожидать, чернецы поторопились и пропустили кое-какие комнаты. «Теперь их оплошность пойдет мне на пользу», — усмехнулся в душе Мунэмори. Он направлялся в то место, которого мать велела ему всеми силами сторониться.
Оказавшись в крохотной кладовой с разводами на стенах и стойким запахом гнили, Мунэмори поставил фонарь в угол, а сам сел перед жаровней. Даже сейчас, посреди лета, в каморке стоял холод.
Мунэмори бросил на угли прядь своих волос, веточку сакаки и обрывок бумаги, украденный из Летописной палаты. Когда все сгорело, он закрыл глаза и вывел на одной ноте:
— Однажды вы приветили меня как равного. Позвольте увидеть вас снова, быть к вашим услугам. — Он выждал несколько долгих мгновений, но ничего как будто не произошло. Мунэмори открыл глаза и вгляделся в дым жаровни, но и там ничего не было. Он вздохнул и уже засобирался уходить, поднял глаза и…
Син-ин сидел прямо напротив, не сводя с него взгляда запавших глаз.
— Я тебя ждал, — произнес демон.
— Ж-ждали? — заикнулся Мунэмори, уже сожалея о своей затее.
— Знал, что однажды мы снова встретимся. Итак, это случилось.
— Да, — проронил Мунэмори. Повисла неловкая тишина.
— Ну? Чему обязан?
Все высокопарные речи, которые Мунэмори так долго готовил, в один миг вылетели у него из головы. Он бухнулся лбом в грязные половицы каморки и заголосил:
— Все меня презирают! Все твердят, какой я бездарный! Что проку быть Тайра? Я хочу, чтобы меня заметили! Все бы отдал ради этого!
— Ну-ну, будет, — произнес Син-ин утешительным топом. — Я в точности знаю, как ты себя чувствуешь: отвергнутым и забытым. Однако ты поступил верно. Я именно тот, кто способен тебе помочь. Быть может, единственный. Вместе мы добьемся твоего величия.
— Неужели? — фыркнул Мунэмори, поднимаясь с пола. — И какого же?
— А какого бы тебе хотелось? Не желаешь ли, к примеру, стать князем Тайра? Главой рода? Неплохо звучит, а? Служи мне, и пост будет твоим.
— В-вы это можете? Как же я стану асоном, когда им выбрали Сигэмори?
— Насчет него не беспокойся. Мунэмори полегчало.
— А отец не воспротивится?
— С ним мы тоже вмиг разберемся. Так уж случится, что ты окажешься достойнейшим. Собственно, выбирать будет не из кого.
Мунэмори издал смешок.
— То-то все удивятся, верно? Я, никчемный Мунэмори, — глава Тайра!
— Да, это всех поразит.
— Асон Тайра! Это даже лучше, чем быть императором! Призрак скривился:
— Ну… тут можно и поспорить. Впрочем, я рад, что ты так считаешь.
— Отлично! Стало быть, по рукам?
— Как ты понимаешь, я должен попросить кое-что взамен.
— Взамен? Чего же вам угодно? Построить вам ступу или святилище, а может, устроить стодневный молебен за упокой души?
— Такой размах мне ни к чему. Предпочитаю действовать по старинке. Простой жертвы будет вполне довольно.
Мунэмори бросило в холод.
— Кто-то… должен умереть? И кто же?
— Некто несущественный.
— А-а… — Мунэмори вздохнул с облегчением. Если это какой-нибудь слуга — что ж, одним больше, одним меньше, верно? — Только… мне же не придется?..
— Не бойся, от тебя не потребуется ни взмахов мечом, ни кровопусканий.
— И все же это случится по моей вине?
— Косвенно. Ты даже ничего не узнаешь… до поры.
— Что ж, тогда и жалеть не о чем. Я согласен на твои условия. Едва он это произнес, как когтистая длань Син-ина стрелой метнулась вперед и стиснула его лоб ледяной хваткой. Мунэмори резко выпрямился, точно молния пронзила его от макушки до пят, пригвоздив к земле.
— Добро пожаловать под мое начало, Тайра Мунэмори, — произнес Син-ин.
Паломник из Сидзё
Пробираясь по монастырскому саду, Усивака увидел настоятеля Токобо — тот шел мимо, сопровождая важного гостя. Им, по слухам, был монах по имени Сёмон, также известный как Святой человек из Сидзё, личность, высокоуважаемая среди духовенства. Собеседники шли недалеко оттого места, где притаился Усивака, так что ему не составило труда подслушать их разговор.
— Да, место для монастыря прекрасное, — говорил Сёмон. — А какой отсюда вид! Точь-в-точь как вы описали. Я должен здесь все осмотреть. Если бы вы дали мне провожатого — пройтись вокруг по горным тропам, я был бы весьма признателен.
— Я могу запросто это устроить, — сказал настоятель.
— Как насчет него? — спросил Сёмон, указывая на Усиваку.
— О, едва ли он вам подойдет, — ответил Токобо. — Слишком упрям.
— Упрям? Для послушника это не так уж плохо. Есть о чем поспорить.
Токобо понизил голос, но Усивака по-прежнему его слышал.
— Он один из сыновей знаменитого полководца Ёситомо. Уже давно должен был принять постриг, да только учение его почти не привлекает: лишь бы мечом махать, а духовные занятия побоку. Больше того, третьего дня явился сюда какой-то бродячий монах из Энрякудзи и потребовал, чтобы его пропустили прислуживать мальчишке. А мне сдается, он тайком обучает его бугэй. Придется принять меры. Если мальчик не будет пострижен в самом скором времени, мы будем вынуждены вернуть его в столицу.
Усивака знал, что за этим последует. Оставалось надеяться, что тэнгу помогут ему сбежать еще раньше.
— Как увлекательно, — произнес Сёмон. — Почему бы мне не поговорить с юношей, пока он будет показывать мне горы? Быть может, я смогу преуспеть там, где другие не справились?
