– Соврешь – костей не соберешь, – пригрозил урк, и Артопед против воли своей отметил прозвучавшую в голосе урка угрожающую нотку.
Он указал рукою на хобботов и двое урков прыгнули вперед и сграбастали несчастных руками, превосходившими толщиной Артопедовы ноги (обе сразу).
– Вы ошибаетесь! – заверещал Мопси. – У меня его нет!
– Не того вяжете! – взвизгнул Пепси. – Вон его берите!
И указал на Мопси.
– Ну да, не того – того самого, – кричал Мопси, маша лапкой в сторону Пепси, – я бы его где хошь признал. Рост три-пять, вес восемьдесят два, на левой руке татуировка – дракон перед случкой, два привода за недонесение и пособничество известному Кольценосцу.
Вожак урков злобно расхохотался.
– Остальным даю десять секунд, чтобы смыться, – сказал он, вертя в руках комплект гигантских кривых ножей и леденя душу пленников внезапным переходом на нормальный английский язык.
При этих словах Бромофил рванул с места, как спринтер, но перевязь меча обвила его ногу, он упал, и острый носок его же полуботинка пронзил Бромофилу грудь.
– Участь моя решена, – простонал он. – О, передайте Спартаковцам, чтобы держали торпеды сухими!
Затем он громко всхрапнул и испустил дух. Урка покачал головой.
– Ну, уж это ты зря, – сказал он и увел свою банду, а с нею Мопси и Пепси, в окрестные леса.
Фрито и Срам, осторожно гребя, неторопливо переплыли реку и вытащили свое судно на восточный берег; а за ними, скрытое от глаз тенью плотины тихо прошлепало какое-то серенькое существо на зеленом в желтый горошек надувном матрасике.
– Из печного горшка да прямо в ночной, как сказал бы старый Губа-не-Дура, – проворчал Срам. Они выудили из груды барахла на плоту спальные мешки и полезли вверх по узкому ущелью, ведущему к следующей главе.
6. Всадники Реготана.
Три дня Артопед, Ловелас и Гимлер гнались за бандой урков, останавливаясь лишь затем, чтобы поесть, попить, поспать, сыграть несколько партий в пинокль и немного погулять, любуясь окрестными видами. Скиталец, эльф и гном неутомимо шли по следам похитителей Мопси и Пепси, порой они покрывали за один переход не менее трех сотен ярдов, прежде чем рухнуть наземь в полной апатии. Много раз Топтун сбивался со следа, что было довольно трудно, поскольку урки имеют обыкновение любовно собирать свои экскременты и складывать из них там, где они проходят, большие ароматные кучи. Кучам этим они старательно придают скульптурные, но пугающие формы – в качестве безмолвного предостережения всякому, кто помышляет бросить вызов ихмощи.
Но урковы кучи встречались все реже, свидетельствуя, что урки либо ускоряют шаг, либо испытывают недостаток в грубых кормах. Во всяком случае, след истоньшался, и рослому Скитальцу требовалось все его искусство, чтобы не упустить едва уловимых знаков, оставляемых спешащей бандой: изодранного полуботинка с отверстиями для вентиляции, колоды крапленых карт, а чуть погодя двух урков – тоже с отверстиями и тоже для вентиляции.
Земля становилась все более безрадостной и плоской, теперь вокруг виднелись лишь карликовые кустарники и чахлые сорняки. Время от времени преследователям попадалась заброшенная деревня, совершенно пустая, если не считать одной-двух бродячих собак, которыми путники пополняли свои припасы. Медленно спускались они на унылую Равнину Реготана, место жаркое, засушливое и безотрадное. Слева от них смутно рисовались в небе вершины Мучнистых гор, справа в дальней дали лежал медлительный Эманац, на юге располагались баснословные земли Реготунов – овчаров, прославленных мастерством, какое являют они в схватке с боевым мериносом.
В стародавнее время повелители баранов враждовали с Сыроедом и отважно сражались против него при Брильонтире и Ипсвиче. Ныне же поползли слухи о бандах изменников, которые, вторгаясь верхом на баранах в северные пределы Роздора, грабили, насиловали, сжигали селения, убивали и насиловали.
Топтун вдруг остановился и испустил глубокий выдох уныния и скуки. Урки уходили от них все дальше и дальше. Осторожно развернул он квадратик, оставшийся от волшебного сдобного хлебца эльфов, и разломил его на четыре равные доли.
– Съесть все до крошки, ибо это последнее, что у нас есть, – произнес он, зажимая в кулаке четвертый кусочек, чтобы сгрызть его позже, когда никто не будет смотреть.
Ловелас и Гимлер жевали сосредоточенно и безмолвно. Всюду вокруг ощущали они злодейское присутствие Сарафана, злого Мага из Кирзаграда. Его зловещие чары тяжко сгущались в самом воздухе, а тайные силы его препятствовали дальнейшим поискам наших друзей. Силы, имевшие много обличий, но ныне обернувшиеся поносом.
Гимлер, который питал к Ловеласу чувства еще менее теплые, нежели в Дольне, – если такое возможно, – подавился булкой.
– Будь прокляты эльфы с их гнилою жратвой, – пробормотал он.
– И гномы, – парировал Ловелас, – с их неразвитым вкусом.
В двадцатый раз эти двое обнажили оружие, горя желаньем отведать вражеской требухи, но Топтун вмешался, предотвращая смертоубийство. Он все равно уже доел свою порцию.
– Воздержитесь и смиритесь, остановитесь, угомонитесь, вложите в ножны мечи ваши, воздержитесь от ссоры вашей и остановите руки ваши, – рек он, воздевая бахромчатую рукавицу.
– Отзынь, приставучий! – проревел гном. – Щас я из этого фертика запеканку сделаю!
Однако Скиталец вытащил умиротворяющего вида нож, и драка закончилась так же быстро, как началась, ибо даже гномов и эльфов не прельщает перспектива получить перо в спину. Затем, едва лишь бойцы вложили клинки в ножны, Топтун снова возвысил свой голос.
– Воззрите! – воскликнул он, указывая на юг. – Всадники! Много! И скачут, как ветер!
– Лучше бы им скакать против ветра, – произнес, зажимая нос, Ловелас.
– Ноздри эльфов чувствительны, – сказал Топтун.
– И пятки их сверкают, как легкое пламя, – чуть слышно проворчал Гимлер.
Все трое, сощурясь, вглядывались в облако пыли на далеком горизонте. В том, что это были бараньи пастыри, не оставалось сомнений, ибо ветер служил им герольдом.
– Ты полагаешь, они дружелюбны? – спросил, трепеща, словно лист, Ловелас.
– Этого я сказать не могу, – ответил Топтун. – Если они дружелюбны, нам тревожиться не о чем, если ж они враждебны, мы спасемся от их ярости посредством военного искусства.
– Это как же? – спросил Гимлер, уже оглядевший плоскую равнину и не нашедший, куда спрятаться. – Биться будем или деру дадим?
– Ни то, ни другое, – ответил Скиталец, грузно плюхаясь наземь. – Мы прикинемся мертвыми.
Ловелас и Гимлер обменялись взглядами и покачали головами. Немного существовало на свете предметов, по которым мнения их совпадали, но Топтун был, безусловно, одним из них.
