– Это могут быть враги? – спросила Энджи. – Которые следят за нами с Любеча?
– Это может быть кто угодно. Понимаешь, Энджи, сталкеры – не такой монолитный народ, нет братства, нет единства. Некоторые группировки враждуют. Некоторые личности охотятся за наживой. Есть… всякое. И натовцы, убившие Бельмастого, и военсталы. И секты почти религиозные.
– Поговаривают, что страшнее человека в Зоне никого не водится, – влез в диалог Шнобель.
Вик кивнул задумчиво. Он осматривал кусты и деревья неподалеку.
– Химик, можно тебя на минутку?
Я подошел. Вик сидел на корточках перед черничником – ягоды еще крохотные, зеленые.
– Видишь?
– Вижу. Рано еще для черники.
– Да нет! Видишь, примято?
– Ну…
Что-что, а следопыт из меня хреновый. Но не признаваться же в этом. Кажется, некоторые веточки и впрямь были сломаны. Вик коснулся их, подтверждая мои догадки:
– Совсем недавно тут кто-то прошел. Тем же путем, что и мы.
– А мы не могли наследить? – спросил Шнобель.
– Нет, мы в эту сторону не ходили. Тут что-то другое.
– Зверь? – предположила Энджи.
– Да нет, – неохотно возразил я, – не зверь. Зверье после выброса по норам сидит, как и большинство мутантов. Они Зону лучше чувствуют, их сильнее прибивает. Это люди, значит.
Мы замолчали: обсуждать было нечего. Неизвестные обогнали нас, причем двигались тем же путем. Это само по себе странно в лесу, где нет тропинок, а учитывая карту – настоящее сокровище – и вовсе неприятно получается.
– На всякий случай, приготовьтесь догонять наших, – посоветовал я.
В лесу зашуршало. Показались Пригоршня и Патриот. Надо же, быстро они обернулись.
– Ну?! – хором воскликнули мы.
– Мародеры. – Пригоршня поднял рюкзак. – Там двое сталкеров полегло, эти тела обыскивают.
Я поморщился. Не люблю таких. С одной стороны, понятно: лежит себе тело, надо как минимум личность установить, чтобы сообщить родным-друзьям, ну и по сети. Если при теле какие-то арты, можно и забрать. Ничего плохого нет. Мертвому уже не пригодится… А с другой стороны, мародеры вызывали у меня брезгливость, как стервятники и любые падальщики.
– Нас испугались. Спросили, куда идем. Я сказал: на «Перевалочную базу».
На этом месте я тихо застонал и схватился за голову. Идиот! Святая простота!
– А они, – как ни в чем не бывало, продолжил Никита, – сказали, что про нее слышали. Пойдем, общнемся.
Делать было нечего. Все, что мог, Пригоршня уже разболтал.
– Пойдем, – согласился я. – Только ты, Никита, будешь молчать. Патриот, а ты почему его не заткнул, а?
– Не успел, – мрачно ответил сталкер.
Мы подхватили рюкзаки и через лес направились к мародерам.
* * *
Тела погибших во время выброса сталкеров лежали под сосной, рядом, а чуть в стороне, у шипящего под дождем костра устроились мародеры, явно не принадлежащие ни к одной из известных мне группировок. Было их пятеро, один – по меркам Зоны старик, лет за шестьдесят, сухой и морщинистый, как Клинт Иствуд, в потрепанном камуфле. Седая неопрятная щетина, сероватое лицо – этакий бомж-неудачник. Смущал фанатичный блеск в глазах: и у него, и у четверых молодых. Они сидели кружком вокруг огня и, не вставая, пялились на нас. У старшего на коленях лежал, я глазам своим не поверил, карабин Сайга – этакая кастрированная версия «калаша» для гражданских.
Молодежь была совсем зеленая – лет восемнадцати-двадцати. Недокормыши из неблагополучных семей, сразу определил я. Повадки гопников, на лицах – печать вырождения, вид голодный, как у солдат-срочников. Опасные щенки. Один из них сжимал «флобер», но со стальным стволом – такие растачивают под патрон от мелкашки, оружием можно назвать только условно: эффективно при выстреле в упор. Что у других, я не видел. Да уж, по «качеству» снаряжения эта команда обошла даже моих чайников…
И тем не менее, Пригоршня выглядел напряженным. Поводил носом, будто принюхивался.
Будь опасность явной, фига Никита потащил бы нас к костру мародеров, скорее, его просто смущала несуразность этих сталкеров.
– День добрый, – поздоровался старший из мародеров.
– День, – откликнулся я.
Остальные, верные моим заветам, помалкивали.
– Присаживайтесь к костру.
– Спасибо.
Отказываться было невежливо, мы подсели к огню. Теперь мокро было сверху, снизу и с боков, а спереди – тепло. Хоть какая-то польза от сомнительного знакомства. Повисла неловкая пауза: так и подмывало спросить, чем поживились мародеры и на что рассчитывают. И как дошли до жизни такой, естественно.
– Меня зовут Отец, – тихо, интеллигентно представился старший. – А это – мои сыновья. Мы не причиняем вреда никому в Зоне. Живем ее плодами.
Хреновато, судя по всему, живут. Я пристально посмотрел на Никиту: только, друг, ничего не ляпни. Переговорщик из тебя, как из сопли тапочка.
– Зона убила этих несчастных, мы взяли только необходимое. Нам много не надо, правда, сыновья?
Молчаливые почтительные кивки. Да, дрессировщик из Отца получился хороший. Сразу видно профессионального промывателя мозгов. Сектанты в Зоне – не редкость, аномальная энергия плохо влияет на психическое здоровье. И уж конечно, такое место притягивает подвинутых на различных темах: от исследователей инопланетян до религиозных фанатиков. Не все психи мирные и полезные. Эти, правда, на агрессивных не походили. Слышал я про «детей Зоны», не убивающих без необходимости даже мутантов (правда, мутанты их редко трогали – то ли брезговали, то ли за своих принимали), берущих «что Зона послала» и обожествляющих ее.
Отец, видимо, из таких.
А «сыновья» его – просто невезучие салаги, попавшиеся на удочку. Ладно, не наше дело.
– А вы, говорят, на Перевалочную идете? – с тактичностью Отец знаком не был, на этикет плевал.
– Предположим, идем, – в тон ему откликнулся я.
Черт, совершенно не представляю, как вести себя с сектантами!
– Гиблое это место.
И замолчал, посверкивая глазами из-под косматых бровей. Понятно, будем торговаться.
– Расскажи, если можешь, – закинул я пробный камешек.
– Могу. Только сыновья мои – ребята молодые, им нужно питание. По весне в Зоне голодно.
Мы переглянулись. Сколько можно отдать за сомнительную информацию? Старик мог просто уцепиться за словосочетание «Перевалочная база», вырвавшееся у Пригоршни, и сейчас тянет время, придумывая байку, проверить которую мы сможем только на месте. Скорее всего, так оно и есть.
– Три банки тушенки, – влезла Энджи.
