– Что с Виком? Он… Кто его убил?
– Без нервов, пожалуйста. Расскажи нам все, что ты знаешь про этого человека. Только честно, ничего не утаивая. От твоего рассказа зависит, будем ли мы работать дальше.
Ее глаза заблестели, и она потупилась, принялась теребить край пододеяльника.
– Объясните мне… Я имею право знать, – она вскинула голову.
Пришлось осадить ее:
– Нет, сейчас у тебя одно право – говорить правду. Ты попала в очень нехорошее положение. Допустим, ты ничего не знаешь, тогда объясню позже. Итак, рассказывай про Вика.
– Это старший брат моей матери. Когда я попала в детдом, даже нет, до того, его посадили за хищение и за что-то еще. Вроде, обвиняли в убийстве кого-то там. В общем, он долго сидел. Пытался сбежать, его поймали. Говорил, что его подставили. Может, и правда. Потом он говорил, что искал меня. Нашел только полгода назад. Вот и все, что я про него знаю.
Я потер подбородок. То, что он сиделец – похоже на правду. Но слишком уж удачно он вышел на племянницу. Совпадение?
– Так что случилось? – она вскинула голову и глянула с вызовом. – Или допрос продолжается. Я чем провинилась?
– Теперь расскажи честно, что вам нужно в Ядре. Мы поговорили с Виком, он во всем сознался, так что в твоих интересах не лгать.
Щеки девушки вспыхнули:
– Да, я умираю, у меня рак четвертой стадии с метастазами, – она зло усмехнулась. – Теперь вы можете меня пожалеть!
– Я же говорил, она ни при чем, – заволновался Пригоршня. – Хватит ее мучить!
– А при чем я должна быть, товарищ энкэвэдэшник?
– Честно ответь на вопрос, – блефовал я, надеясь, что она расколется и выдаст тайну дядюшки. – Что. Нужно. Вику. В Ядре. Мы уже и так все знаем, ни к чему упорствовать, теперь хочу услышать это от тебя.
Энджи молчала и смотрела жалобно, как выброшенный на улицу щенок. Пригоршня вступился за нее:
– Не Патриот был гнидой, а твой дядюшка. Он выкрал карту, когда Шнобеля сожгли в печи! Желдаки сожгли, он никуда не сбегал.
Энджи закрыла рот ладонью, будто хотела закричать, но вовремя спохватилась:
– А Вик… Что с ним?
И опять Пригоршня раскрыл карты:
– Мы его засекли с желдаками. Ругал их за Шнобеля, а потом натравил на нас. Пришлось его того, – он чиркнул себе по горлу. – Желдаки его слушались, вот что странно.
Девушка, пошатываясь, подошла к окну, оперлась на подоконник и бездумно уставилась на улицу. Понятия не имел, что сейчас творится в ее голове. Здравый смысл твердил, что она лжет, но душа, или сердце… В общем, что-то упорно ему противоречило.
Энджи уставилась в одну точку, я заметил, что ее плечи дергаются, и замолчал. Она заговорила тихим, срывающимся голосом:
– А то я смотрю, чего вдруг стал так добр ко мне. Я детдомовская, понимаете? И всю жизнь мечтала о доме, что придет добрый дядя и скажет: «Здравствуй, дочка», и одиночество пройдет, – она ненадолго смолкла, собралась с силами и продолжила: – Вик не отец, конечно… Но он единственный близкий человек, родственник… А вы говорите, он меня использовал… – она криво усмехнулась: – Так кому вообще верить? Зачем верить? Зачем мне это все?! Дожила бы последние дни красиво…
Пригоршня подошел к ней и обнял, а она благодарно уткнулась в его грудь. «Слезогонка. Актерское мастерство», – убеждал разум, и он же говорил, что человек неспособен так лгать. Может, Энджи просто играет роль? Она – второй агент, если что-то случится с Виком, то миссия ложится на ее хрупкие плечи, и болезнь – не более чем симуляция.
Подождав, пока она успокоится, Пригоршня усадил ее и устроился рядом.
Девушка покачала головой и сказала:
– Вы теперь не пойдете со мной. На вашем месте… так бы и сделала. Верните мне карту. Это мой последний шанс.
– Успокойся, – проговорил я. – Как выглядит артефакт, который тебе нужен?
– Это не артефакт – аномалия. Я должна шагнуть туда. Говорят, она исцеляет, а взамен забирает самое дорогое. Мне терять нечего, так что готова рискнуть.
– Ты что-нибудь слышал о таком? – спросил я у Пригоршни.
– Ага, бают байки. Называется штука «панацеей», лечит, но может и покалечить. Подходит только тем, кому нечего терять. Это, слышал, сталкер один, Батей кличут, заболел сильно, пятнами такими белыми покрылся, сердце начало отказывать, вот он полез туда, ну, в «панацею». Вылечился. Приходит домой, а у него сына убили. Так-то. А еще говорят, что «панацея» и «исполнитель желаний» – одно и то же.
Энджи изо всех сил старалась сохранить лицо, вперилась в стену перед собой. Пригоршня пыхтел и сопел, не понимая, как ее утешить, наконец придумал:
– Химик, а Химик, мы ведь не бросим Энджи, да?
С одной стороны, правильнее было оставить неблагонадежного члена команды, добраться до Ядра, набрать артефакты и вернуться. Но с другой бесчеловечно лишать девушку шанса и по сути – жизни. Мы вдвоем, она одна, по дороге к Ядру нам ничего не угрожает, а потом достаточно быть бдительными.
– Надо хорошенько подумать, – сказал я, вставая. – Пойдем, Пригоршня, поговорим с главным желдаком, может, он прольет свет на случившееся.
Сам я в это не верил – желдаки изъяснялись с трудом и вряд ли в курсе, что в Ядре такого ценного.
Тим смиренно ждал нас и даже не попытался освободиться от веревки, это сделал Пригоршня, толкнул его на деревянный стул, а сам занял трон, закинул ногу за ногу и сдвинул шляпу на нос.
– Итак, – начал он. – Знал ли ты Вика раньше?
Тим вытаращился на меня и покачал головой – не понимаю, дескать. Пришлось переводить на пиджин. Из блеянья желдака понял, что Вик приходил один раз с посланниками, посланники велели слушаться Вика и вести его и других в Ядро.
– И что им там надо, они тебе говорили?
Вопрос Никиты я счел дурацким, но все равно перевел. А вот ответ меня удивил. Оказалось, что ходить в Ядро нельзя, потому что там некое Зерно, вместилище души Зоны. Заберешь его – Зона умрет и воскреснет там, куда Зерно посеешь.
– А если его уничтожить? – полюбопытствовал Пригоршня.
Желдак ответил, а я перевел:
– Посланники говорили, ни в коем случае нельзя. Надо сохранить, чтобы они посеяли Зерно у себя.
Ни кто такие посланники, ни где «у себя», Тим не ответил. Я порасспросил желдаков о посланниках и получил странные ответы: «Говорят непонятно, но не как вы. Дают еду и патроны. Приводят новеньких, но давно уже пополнения не было».
Пришлось заговорить на моем плохом английском – желдак закивал. Ясно, прав я: натовцы руку приложили, они и были посланниками, Тим узнал их речь. Вот и встало все на места. И отвратительным коричневым мазком – отличный английский Энджи. А еще взяла злость – какое право имели американцы калечить русских людей, делая из них идиотов? Это у себя в Штатах они хозяева, в Зоне – гости, которые должны относиться и к ней, и к сталкерам уважительно. Стоило дойти до конца и найти Зерно, только бы оно не досталось врагам.
