Из-за угла я выглядывал осторожно, будто там меня поджидал полк военсталов со служащим военкомата во главе: а вы служили, уважаемый Андрей Нечаев? Уклоняемся? Добро пожаловать в армию, солдат!
Энджи и Пригоршня стояли спина к спине. Рюкзаки валялись у их ног. Вокруг – перья. И прямо перед сталкерами замер тритон-переросток.
Думаю, нет в нашей стране человека, ребенком, не ловившим тритонов. Забавные такие ящерки, мелкие, с палец, головастые, со смешными наростами жабр по обеим сторонам черепа, приплюснутыми мордами. Водятся в пруду. У некоторых еще вдоль хребта – гребень. Этакий водяной дракончик…
Но тварь, прущая на сталкеров, в аквариум не поместилась бы, разве что сдать ее в океанариум на вакансию акулы.
Было в тритоне-переростке метра три длины. Лапы заканчивались изогнутыми когтями, пасть открывалась на манер крокодильей, верхняя челюсть была подвижной, и усеивали ее острые зубы самого хищного вида. Унизанный шипами хвост молотил по земле.
– Аааа! – выразился Пригоршня. – Он, падла, бронированный!
А Энджи вдруг опустила оружие и шагнула к тритону. Я так обалдел, что не стал стрелять в мутанта.
– Хороший, хороший, – бормотала девушка, протягивая руку ладонью наружу, как собаке, – хороший, славный мальчик!
Белые, с крапинками зрачков, тупые глазки тритона настороженно уставились на нее.
– Ути, какие мы красивые! Какие мы замечательные! Тритон! Ко мне!
Огромная ящерица, конечно, не завиляла хвостом, но подползла, косолапя, к Энджи и обнюхала ее ладонь.
– Кто у нас тут шалит? – строго спросила девушка. – Это кто у нас тут хулиганит?! Плохая ящерица!
И шлепнула тритона по носу. Ящерица присела, вид она имела виноватый. Девушка быстро глянула на меня и одними губами прошептала:
– Стреляй.
Только тут я вспомнил про артефакт, вызывающий доверие к Энджи у людей и мутантов. Вроде бы, он забирал взамен время жизни.
Особо не раздумывая, я всадил пулю в глаз тритона. Он дернулся и затих, рухнув к ногам девушки.
– Андрюха! – заорал Пригоршня. – Брат! Живой!
Глава 10
Кроме трупа мутанта, во дворе базы обнаружилось несколько тушек уток – основательно покоцанных картечью, но все-таки пригодных для жарки. Никита собрал их, поясняя:
– Не мутанты, свежее мясо.
Я вспомнил сцену с кабаном-мутантом и глистами, и меня передернуло. А вот Энджи обрадовалась: соскучилась по неконсервированному мясу.
– Шустрый, сука, – объяснил Никита, кивая на тритона, – за утками гонял. Во двор ввалился, я – стрелять, а он уворачивается, что тот Нео, в глаз не попадешь. По туловищу лупишь, картечь отскакивает. Броня, блин. Вот Энджи и пошла его обаять.
Глаза Никиты светились любовью. То ли артефакт подействовал, то ли он уверился в правдивости Энджи. Я коротко пересказал свои приключения и резюмировал:
– Двигаться будем вдоль забора. Аномалия выросла. Пойдем в домик, что у вертолетной площадки.
– Что-нибудь новое узнал? – поинтересовалась Энджи.
– Узнал, – согласился я. – Во-первых, Зерно существует. Во-вторых, оно было нужно амерам, а значит, пригодится и нам: не верю я в добрые намеренья заокеанских друзей. Я, конечно, не патриот, но родной стране только хорошего желаю. Государство у нас, правда, хреновое, но страна-то – неплохая, да и народ вполне себе. Не хочется, чтобы американцы все развалили и нам демократию принесли, вроде как в Ирак. Обязаны мы, друзья, узнать, за чем натовцы охотятся. И перехватить это.
Пригоршня согласился искренне и радостно, Энджи – после некоторого раздумья и с натяжкой. Конечно, ее-то только лекарство от рака интересует. Кстати, хотел бы я, чтобы оным лекарством Родина завладела.
Нет, еще раз нет: я не патриот. Ни с большой, ни с маленькой буквы. Я не люблю государство, в котором вырос, не признаю «демократию», презираю правительство. Я просто считаю, что нашей стране нужно позволить встать с колен, а заокеанские друзья шанса не дадут.
Ворота базы хлопали на ветру, но тритонов-переростков из них не лезло.
Вообще тихо было на базе НАТО. Кстати, а куда подевались аккуратные американские аналитики, заседавшие в зале с пластиковыми стульями? Все население огромной базы, где проводились неудачные эксперименты по превращению людей в желдаков, то есть, суперсолдат? Где ученые, сталкеры, охрана? Куда люди-то подевались? Пригоршня и Энджи провели на базе всего полчаса, но я-то бродил дольше. Для них самым ярким переживанием стала встреча с шустрым тритоном, лопавшим уток, для меня – проект SEED, Зерно.
Как всякий житель бывшего СССР я не доверял закрытым разработкам, проводившимся в тюрьмах. Особенно если при этом ставили эксперименты на людях.
– А как думаете, – озвучил я вопрос, – куда они все делись?
Энджи поняла и ответила:
– Ушли, наверное. Сам же видишь, база пустая, брошенная. После Изменения ушли.
– Из-за «телепорта»? – продолжил я.
– Да нет, про «телепорт» они давно знали.
Ага. Хорошая осведомленность. Я-то в курсе, что аномалия старая, относительно безвредная, и что хитрые натовцы научились ею пользоваться, а может быть, даже приспособили под свои нужды: время экономить, в пространстве быстро переноситься. Но Энджи откуда это знать? Спрошу – ответит «от дяди Вика», и не прикопаешься. Поэтому озвучивать вопрос я не стал, просто отметку на память сделал.
– Мы болтать будем или пойдем? – встрял Пригоршня. – Туда, к отдельному домику. Утятины хочу. Желательно – в глине. Но можно и просто жареной.
Мы выбрали путь вдоль забора, тот, которым я пришел. Вечерело. Свет стал контрастным, тени – ярко-синими, и наползала с востока на базу ярко-черная туча, клубясь по краям белым и обещая дождь. В глубине ее вспыхивали фиолетовые молнии, поднялся ветер.
– Ничего, – бормотал Никита, – в помещении огонь разведем, только дверь приоткроем. Я такой шашлык из дичи организую – пальчики оближите.
Люблю грозу в начале мая. В середине и в конце тоже люблю.
Порывы ветра становятся ледяными и такими сильными, что гайки сносит, пыль и песок закручиваются в смерчи, бьют по глазам. Деревья шумят тревожно, ломаются мелкие ветви. Прямо под ноги, едва не ударив по голове, упала ветка тополя – с глянцевыми листьями и белыми «серьгами». Скоро пух полетит. Пахнет свежестью, пробирает до костей, инстинкты вопиют: в дом, придурок, в укрытие, под крышу, грядет буря.
Близится ночь. Гроза тоже рядом.
Короткими перебежками мы довольно быстро достигли вертолетной площадки. Вблизи было видно, что она давно заброшена – местами проросла трава, покрытие вздыбилось, валяющийся в стороне вертолет проржавел и явно не подлежал ремонту. Ветер набирал силу.
