Однако «ангелы» пикировать не торопились. Наоборот, «зависнув» как можно точнее над серединой дирижабля, с небольшим опережением вдруг выпустили каждый из рук по небольшому черному предмету. Через несколько секунд сидящие на верхней части оболочки воздушного судна немцы, приглядевшись, могли бы различить продолговатые заостренные цилиндры, из задней части которых вырывается незаметный почти сноп пламени (надеюсь, «ангелы», взволнованные первым боевым применением новой «игрушки», не позабыли поджечь фитили…).
Увидели ли немцы в подробностях наше новое оружие или не успели, мне неизвестно. Какая разница, в общем? Главное – бомбочки достигли высоты дирижабля и начали срабатывать. Некоторые выше, другие ниже, а парочка, пробив острыми носами оболочку дирижабля, рванула внутри. К сожалению, разработанные в связи с исчерпанием запасов моих гранат и взрывчатки небольшие бомбы на единственно доступном сейчас черном порохе надежностью и эффективностью не отличались. Длина фитилей была рассчитана на пятнадцать секунд – столько продолжалось падение с четырехсотметровой высоты (впрочем, была предусмотрена и регулировка времени сгорания путем отрезания фитиля по заранее размеченным позициям). Однако в реальности запалы сгорали с большими отклонениями от запланированного времени. Поэтому и взрывались бомбочки где бог на душу положит, а не прямо возле дирижабля. Если помножить этот временной лаг на невпечатляющую точность подобной бомбардировки и смешную мощность заряда, то возникали определенные сомнения в достаточности имеющихся на руках у двух поднятых в воздух эскадрилий «ангелов» боеприпасов для надежного поражения дирижабля. Впрочем, это мы как раз сегодня и собирались выяснить. На крайний случай бомбочки имелись и на моем велокрыле, хотя без лишней надобности принимать участие в бою я не собирался.
Пока же, встав на параллельный воздушному судну противника курс, на дистанции в полкилометра и с некоторым превышением, я, уравняв скорости, наблюдал в бинокль результаты атаки первой эскадрильи. То есть, как и положено крупному военачальнику, обозревал поле боя с безопасного холма, который мне заменял мой заслуженный аппаратик. Пока что особо заметных успехов не наблюдалось. Несколько взорвавшихся рядом с обшивкой бомб смели с нее осколками около половины ничем не защищенных стрелков, висевших на веревках. Приятно, конечно, было видеть смешно дрыгающие конечностями серые фигурки, уносящиеся к далекой земле, однако основные стрелковые точки с картечницами, защищенные металлическими листами, кажется, ничуть не пострадали. То есть вторая эскадрилья снизиться для более прицельного бомбометания не сможет.
А около половины бомб вообще пролетело мимо. Только пять или шесть, пробив оболочку, взорвались внутри. Но особых повреждений на поверхности не наблюдалось. Так, небольшие дыры, и все… Правда, кажется, внутри что-то начало гореть. Эх, бросить бы заряд, как в старые добрые времена, прямо в трубу… Но при такой плотной обороне это самоубийство.
За следующие пять минут отбомбилась и вторая эскадрилья. Повреждений у вражеского дирижабля прибавилось: слетела в тартарары еще добрая треть одиночных стрелков, а одна из корзинок с картечницей, получив прямое попадание, перестала портить своей угловатой металлической коробкой изящные аэродинамические обводы баллона. В нескольких местах обшивка начала тлеть, но уже были видны мечущиеся на веревочных «перилах» команды пожарников. И это они предусмотрели, гады!
В общем, несмотря на очевидные повреждения, дирижабль падать не собирался. Нет, подъем ему пришлось прекратить и даже перейти в управляемое снижение, но никак не в падение. Как я и боялся, совокупной мощности попавших зарядов для гарантированного поражения не хватило. И имеющиеся у меня на борту четыре бомбочки вряд ли изменят расклад. Однако попробовать надо! Тем более что ни ускорителей, ни бомб для повторной атаки мы не запасли – слишком далеко было тащить.
Быстро произвел расчет предстоящей атаки. Спереди было две стационарные огневые точки, одну снесло взрывом. А вторая… Рискнем, что ли? Обогнав дирижабль, развернулся со снижением, внезапно оказавшись с ним нос к носу. Метров двести, даже меньше. Для картечницы далековато, а вот моим пулеметом можно и попробовать. Короткими очередями стал пытаться поразить железную коробку и того, кто потными от напряжения руками торопливо направляет оттуда сейчас на меня толстый ствол картечницы. Пули ложились то левее, то правее, то ниже, а расстояние неумолимо сокращалось. Противник оказался стойким бойцом – не стреляет, ждет, пока я не приближусь достаточно. Уже сто метров, блин! И тут очередная моя очередь накрывает наконец прямоугольник дурацкой коробки. Даже отсюда вижу, как фигуру в сером отбрасывает к противоположной стенке.
Теперь сверху никто мне не угрожает. Стрелки все попадали или сбежали, а остальные стрелковые точки развернуты назад. С трудом разжав намертво, казалось, застрявшие на рукоятке пулемета пальцы, хватаю первую попавшуюся бомбу и, ведя машину впритирку к обшивке, бросаю металлическую сигару в дымовую трубу, еле успев поджечь фитиль. Впрочем, не уверен, что его вообще нужно было поджигать. Вторую бомбочку просто бросаю в последнюю трубу (из-за сложения скоростей две внутренние трубы избежали подобной участи) и взмываю вверх. Кажется, кто-то в меня все же успел выстрелить, судя по появившимся рядом следам трассеров. Но мимо.
Лишь удалившись на безопасное расстояние, позволил себе оглянуться. Кажется, моя безумная атака принесла свои плоды. Дирижабль дымил явно гораздо больше положенного и стремительно снижался, одновременно «клюя» носом. Соприкоснувшись с поверхностью, цилиндр баллона сложился пополам, а из расколовшейся от удара гондолы показались языки пламени…
Интерлюдия 4
Видок несчастный Ланг имел еще тот. Франц как никто другой понимал сейчас состояние своего давнишнего конкурента. Тоже приходилось пару раз попадать под раздачу. Трудно выдержать напор не привыкшего ни при каких обстоятельствах ограничивать собственный гнев Канцлера. Хотя настолько долгому и тщательному «промыванию косточек» сам Раус все же никогда не подвергался. То ли нынешние проступки Главы Управления Работ были в глазах хозяина кабинета совсем уж ни в какие ворота, то ли престарелый Рудольф стал с возрастом менее сдержанным, однако факт остается фактом: уже с полчаса на стоящего по стойке «смирно» Ланга обрушивается непрекращающийся поток обвинений. Нехарактерно для не слишком эмоционального Канцлера. Других, бывало, он и за пять минут отправлял к стенке, обходясь без лишних криков. Может быть, дело в том, что проштрафившийся функционер являлся любимчиком главы Метрополии, видевшего в нем своего наиболее вероятного преемника?
Так или иначе, но на вытянутое морщинистое лицо «наказуемого» страшно было взглянуть, настолько оно покраснело от ужаса и одновременно какой-то детской, еле сдерживаемой обиды. Любого другого на месте Ланга Франц, по роду профессии не склонный обычно к проявлению излишней мягкости, уже, наверное, и пожалел бы. Однако сочувствовать тому, кого сам же умело и расчетливо подставил под удар – чересчур для хоть и погрязшего в интригах, но все же привыкшего к прямолинейности военного. Руководитель Патрульной Службы и не пытался особо скрывать свою радость. Как и его заместитель, также имевший удовольствие присутствовать при столь знаменательном и долгожданном для «заговорщиков» событии. Пусть конкурент считает, что виной сегодняшнего разноса является лишь череда просто случайностей, пусть…
