– Ну да.
– А для этого нужно изменить историю. Так?
Юля заглянула мужу в лицо. Тусклый голос ей совсем не понравился.
– Руслан, ты не хочешь ничего делать?
– Юля, я хочу. Хочу, чтобы моя семья жила хорошо и счастливо. Но менять ради этого историю, а уж тем более менять ее для того, чтобы воплощать в жизнь чьи-то мечты о Великой Российской Империи, я не собираюсь.
– Руслан, это мои мечты.
– Да не твои они. Ты просто читала рассказы о «России, которую мы потеряли», придумала для себя сказку и сама в нее поверила. Оглянись. Вот она, та самая Россия. Похожа она на сказку?
Юля села за стол и взяла в руки пальцы мужа.
– Не собираюсь я ничего менять по двум причинам. – Руслан глядел прямо в глаза жены. – Первая. Вот смотри.
Он погладил пальцы жены и встал. Руслану стоя было удобнее рассуждать.
– Кто виноват в коллективизации, репрессиях, Гражданской и тэ пэ?
– Сталин?
– И в Гражданской тоже?
– Мм… Большевики?
– Большевики. Почему большевики смогли развязать Гражданскую войну?
Лазаревич знал, что вопрос о виновниках Гражданской – больной и острый, но для Юли виновники были однозначны.
– Они совершили Октябрьскую революцию, – отчиталась Юля, невольно сложив руки, как примерная ученица в классе.
– Значит, чтобы отменить Гражданскую, а за ней и все остальное, нужно отменить революцию. Так?
– Так.
– Почему произошла Октябрьская революция?
– Большевики решили взять власть.
– Теперь, Юля, давай смотреть. Сейчас – одна тысяча девятьсот десятый год, время так называемой «столыпинской реакции». Реакции, так сказать, на революцию девятьсот пятого года. Революционные партии типа большевиков и эсеров запрещены. Часть большевиков вроде товарища Сталина – в ссылке в гостеприимном Туруханском крае…
Название места, где отбывал ссылку Сталин, запомнилось Руслану по ассоциации с птицей-турухтаном.
– …Другие – вроде дедушки Ленина – в «эмиг’ации». Остальные – в глубоком подполье. Вопрос: как в таких условиях большевики сумели взять власть?
– Ты, любимый муж, меня не путай. Большевиков выпустили из ссылок и позволили вернуться из эмиграции только после Февральской революции.
Руслан вздохнул. С Юлей еще просто, она, по крайней мере, имеет общее представление о том, что происходило в семнадцатом. А вспомнить Оксану, ее подружку, которая один раз заявила, что никакой революции в феврале не было, и не надо ее путать. Мол, что вы меня, совсем за дуру считаете? Все же знают, что революция была одна, в ноябре, когда большевики расстреляли царя. И все.
– Юля, если рассуждать логически, то, чтобы не допустить Октябрьской революции, нужно не допустить Февральской. Правильно? Одна вытекает из другой.
– Ну… правильно.
– Тогда почему произошла Февральская революция?
Вот тут Юля задумалась. Многие ли смогут так сразу назвать причины Февраля?
– Кажется… – в памяти всплывали забытые подробности курса истории, – были хлебные бунты, в столице… Потом… Потом бунты были использованы генералами как предлог для того, чтобы заставить царя отречься от престола. Так?
– Примерно. Только почему это царские генералы вдруг пошли против царя-батюшки?
– Кажется, война шла неудачно, частые поражения и все такое. Вот они и решили… Значит, – обрадованно вскинула она голову, – нужно помочь России выиграть в войне…
– Стоп-стоп-стоп, Юленька. А не ты ли мне как-то доказывала, что в Первую мировую русские воевали лучше, чем в Великую Отечественную?
Юля замолчала. Правда, был такой разговорчик…
– Ты же мне приводила ссылки на сайты, что у России и солдаты были сыты и патриотичны, и военная промышленность снарядами и патронами заваливала фронт, оружие новое, типа танков и бомбардировщиков, было лучшее в мире, и вообще чуть-чуть не хватило, чтобы победить. Откуда тогда поражения, почему генералы против царя поднялись? Или страна семимильными шагами шла к победе, вот только генералы были не в курсе этого?
– Ты сам-то хоть знаешь, – обиженно произнесла Юля, – в чем причина? Или только меня гнобишь?
Руслан сел и обхватил голову руками:
– Да я тоже не знаю. В том-то и дело, в том-то и первая причина. Наши с тобой знания поверхностны и обрывочны, мы имеем только общее представление о том, что и почему произойдет. С такими знаниями менять историю – все равно что ремонтировать часы ножом и рашпилем.
– А вторая? Какая вторая причина?
Юля решила попытаться отыграться.
– Вторая? – Руслан печально усмехнулся. – История – очень хрупкая вещь. Очень хрупкая. И, взявшись что-то менять в ней, можно наломать таких дров…
– Почему ты так думаешь?
– Я не думаю, Юля. Я знаю.
Руслан опять встал.
– Мы здесь уже неделю, еще ничего не пытались изменить, вообще не сказали никому о том, что мы из будущего. И что? Из-за нас один человек погиб, второй – в тюрьме.
– Но они сами виноваты. Мы же их не заставляли.
– И Ратников виноват? Жил человек, если бы не наше появление – жил бы и дальше, может быть, даже организовал бы свой конкурс по бодибилдингу. Но тут появились мы. И все. Нет человека. И что характерно – мы ничего не делали. Даже не хотели ничего менять. Только своим появлением мы сломали судьбы трех человек. Мы не прогрессоры, Юля, мы – деструкторы.
Руслан схватил пузырек коричневого стекла и вытряхнул себе в рот остатки валерьянки. Было острое желание выпить водки, но на водку Руслан для самого себя наложил запрет.
– И это только те изменения, которые УЖЕ проявились. А сколько будет отдаленных последствий, которых даже просчитать невозможно. Кто-то из тех, кого мы даже не знаем, сломает себе жизнь и вместо того чтобы стать, к примеру, отличным семьянином, всю жизнь проведет в бесплодных попытках конструирования автомобилей. Другой станет каким-нибудь маньяком-убийцей и будет убивать проституток на манер Джека Потрошителя, третий, тот самый артиллерист, к примеру, стал бы знаменитым конструктором танков или пушек, а вместо этого вспомнит в окопе о нашем УАЗе и погибнет от пули снайпера, и в результате мы проиграем Великую Отечественную, четвертого, ювелира, зарежут из-за Анютиных стразов… Хватит?
– Насчет проигрыша в войне ты соврал. Мы бы помнили фамилию знаменитого танкового конструктора.
– Ты многих помнишь?
– Кошкин и Грабин. Что, съел? А кто-то, может, наоборот, станет из-за нас известным художником, вместо того чтобы спиться или отравиться на войне газами…
– Юля, поменяв что-то СЛУЧАЙНО, можно добиться только ухудшения. Мечтать о том, что кто-то, кого мы толкнули в магазине, из-за нас совершит великое открытие, – все равно что надеяться, будто рассыпанные на улице буквы из набора сложатся в гениальное произведение. Все люди, которых мы встретили в Луге – Андронов, исправник, приказчик Леха, Николай Фомич, его сын Сашка, кузнецы Равиль и Егор, артиллерист, ювелир, доктор Быков, дочка исправника, – все эти люди прожили тихую жизнь, не оставив никакого следа в истории. И это правильно, и мы не должны этого менять. Тем более что с нашими знаниями мы такого наменяем, что Советский Союз будем вспоминать как тихое, уютное место с чисто демократическим стилем правления. – Он вздохнул: – Юля, это понятно? Мы НИЧЕГО менять здесь не будем.
