Крестьянам нужна свобода? Так мы же победили! И тогда «крестьяне, верный мой народ, да получат мзду свою от Бога».
Нужны реформы? Зачем? Мы же ПОБЕДИЛИ!
Единственное исключение – Великая Отечественная, выигранная, но слишком дорогой ценой.
Станет что-то менять Николай Второй? Нет. Он и сейчас искренне верит, что в стране все хорошо, и тем более не станет сомневаться в этом в случае победы. А значит, революция все равно случится, рано или поздно, но случится. Слишком сильно прогнило все наверху. Даже если налетит волшебный ураган и унесет большевиков, эсеров и вообще всех революционеров, то очень скоро на их месте окажутся какие-нибудь «синие», «народосчастники», «эрэсы», которые будут продолжать дело «унесенных ветром». Потому что большевиков не с Марса сбросили и не в почтовом конверте прислали, они появились в России потому, что если очень долго плевать на людей, то среди них всегда найдется тот, кто соберет отряд и отправится сбрасывать этого плевуна. Самый главный виновник революции всегда сидит на самом верху.
Тот, кто идет неправильным путем, придет в подвалы Ипатьевского дома, годом раньше или годом позже.
– …Руслан!
– А? Что?
– Муж мой любимый, ты сегодня веселый, но какой-то весь в себе. О чем задумался, детина?
– Да так… О судьбах России.
В дверь комнаты постучали.
– Руслан Аркадьевич, – крикнула из-за двери Танюша. – К вам пришли!
Лазаревич вышел в гостиную, где его ожидал сосед, невысокий коренастый адвокат Варсонофий Варфоломеевич – как он живет с такими именем-отчеством? – живший в квартире напротив.
– Руслан Аркадьевич, – подпрыгнул он ближе. – Ваш компаньон господин Фрезе звонил на мой аппарат…
Да, телефоны были не у всех. Вот у Руслана не было.
– …Просил сообщить вам следующее…
Варсонофий Варфоломеевич нацепил на нос пенсне и достал из кармана бумажку:
– «Иван Петрович пригласил из Императорского Московского технического училища специалиста по двигателям. Доктора Брилинга, Николая Романовича».
Глава 3
Коломенская улица. Дом номер одиннадцать. Обычный доходный дом, каких много в Петербурге.
Молодая женщина, в шубке и с муфтой, поднялась по лестнице и остановилась перед дверью одной из квартир. Переложила в другую руку объемистый бумажный сверток и крутанула рукоять механического дверного звонка.
За дверью послышались шаги, щелкнул замок. Молодая девушка выглянула на лестничную площадку.
– Вам кого? – не очень-то дружелюбно спросила она.
– Я к Марии Борисовне. По поводу ее покойного мужа.
– А вы кто?
– Лазаревич Юлия Николаевна.
Жена – вернее, уже вдова – журналиста Корнейчукова ждала Юлю в гостиной, сидя в кресле. Ноги укрыты пледом, возле кресла крутятся двое детей: мальчик лет пяти и девочка двух-трех лет.
– Доброе утро. Юлия Николаевна?
– Доброе утро. Совершенно верно.
– Мы знакомы?
Мария Борисовна пригляделась к гостье. Юля взглянула на вдову.
По ощущениям – хорошо за тридцать лет. Усталое, осунувшееся лицо, тусклый взгляд, мышино-серая кофточка, на плечи накинут пушистый коричнево-серый платок, напоминающий толстый слой пыли под кроватью.
– Нет, – покачала головой Юля.
– Вы знаете… знали моего мужа?
От этой оговорки у Юли по спине пробежали мурашки. «Не дай бог, – подумала она, – мне когда-нибудь вот ТАК говорить о собственном муже. Врагу не пожелаешь…»
– Нельзя сказать… – ответила Юля.
В соседней комнате заплакал ребенок, совсем еще младенец, судя по крику. Послышались тихие бормотания, кто-то, очевидно нянька, успокаивал малыша.
– Нельзя сказать, – продолжила Юля, – чтобы я его знала хоть сколько-нибудь близко. Случайное шапочное знакомство. Мы с мужем, он работает на фабрике господина Фрезе инженером, делает автомобили… так вот, мы с мужем были в гостях у художника Репина в Куоккале. Там мы и познакомились с вашим мужем.
Юля вздохнула и перевела дыхание.
– Может быть, чаю? – спросила Мария Борисовна.
– Благодарю, нет.
Мальчик выглянул из-за спины матери и гордо заявил:
– А мой папа…
– Коля, Лида! Пойдите… в спальню.
Набычившийся мальчик и очень серьезная девочка – маленькие девочки вообще всегда выглядят очень серьезно – утопали из гостиной. В дверях девочка обернулась и показала Юле язык.
– Так вот, – продолжила, улыбнувшись, Юля. – Мы с вашим мужем разговаривали, недолго, четверть часа, не больше. Но, видимо, наша семья ему чем-то понравилась, и он рассказал нам о своем тайном увлечении…
Губы женщины сжались:
– Что вы хотите сказать? Если вы намекаете… Если вы хотите… Пытаетесь…
– Нет-нет-нет! – Юля замахала руками, муфта с глухим стуком упала с ее коленей. – Ничего предосудительного, ничего такого, что могло бы опорочить его в глазах других людей. Оно просто… несерьезное. Видимо, ваш муж стеснялся этого увлечения, он сказал, что не рассказывал даже вам.
– Госпожа Лазаревич! – Мария Борисовна приподнялась. – Или вы прямо называете это «увлечение», или я прошу вас покинуть мой дом!
– Ваш муж писал стихи.
– Стихи? – Новость просто ошеломила женщину.
– Да. Стихи. Стихи для детей.
– Он никогда…
– Я же говорю, он стеснялся. Знаете, есть такой психологический феномен…
Брови женщины взлетели вверх, как будто Юля произнесла колдовское заклинание на симпозиуме физиков-ядерщиков.
– Человек, – продолжала Юля, – охотнее расскажет о своих тайнах незнакомцу, чем хорошо знакомому человеку. Просто потому что не нужно думать о реакции на свое откровение и можно просто облегчить душу.
Ребенок за стеной снова заплакал.
– Ну да, – принужденно улыбнулась Мария Борисовна, – как в сказке «У нашего хана на голове растут рога».
– Да, – улыбнулась в ответ Юля, – хоть тростнику, но рассказать. Вернемся к Николаю Эммануиловичу. В разговоре я упомянула о том, что у нас есть дочь…
– У вас дочь?
– Да, Аня, десять лет.
– Простите, продолжайте.
– Итак, я упомянула о дочери, и ваш муж решил узнать мое мнение о своих тайных стихах. Он вынес мне целую пачку бумаги и попросил почитать их дочери и рассказать потом ее мнение. Как он сказал: «Стихи для детей, и оценивать их должны дети».
– И что? – Жена журналиста заинтересовалась.
– Они гениальны, – просто сказала Юля. – Ваш муж мог стать знаменитым, знаменитейшим детским писателем, чьими стихами зачитывались бы дети и через сто лет.
