«Черт возьми! – мысленно воскликнул Валентин. – А мы-то версий и предположений понастроили. Какой же я болван! Тут, оказывается, все так просто! Никакой политики! Никаких неудавшихся покушений на меня и уж тем более на царевича! Просто эта дура Мария, приревновав Ивана к Юльке, велела убить ее! А ведь она грозилась, помнится, еще при нашей первой встрече. Я тогда и не подумал отнестись к этому серьезно. Да и Марфа вроде намекала на нечто подобное…» Теперь, когда смерть Юльки нашла столь тривиальное объяснение, все вопросы, связанные с организацией покушения на земского посла, можно было отставить в сторону и приступать к самому главному.
– Мне нравится, Елисей, что ты не пытаешься обмануть меня и говоришь правду.
– Да, я говорить правда.
– Скажи-ка мне, Елисей, ты – маг?
– Да, я есть астролог, алхимик и маг. Я есть ученый человек.
– А чему ты учил царицу?
– Я учить все, что знать сам. Но царица не любить учить астрология и алхимия. Немного любить нумерология. И сильно любить магия.
– Да, я знаю, – подтвердил Валентин. – Царица хорошо изучила магию. Я однажды даже присутствовал на сеансе магии, когда она разговаривала с высшими силами.
– О! Да! Она очень это любить!
«Еще бы! Подсадил эту дурищу на наркоту… Посмотрим, что ты сейчас запоешь». Валентин достал из кармана одну из Петькиных пилюлек и продемонстрировал ее Бомелию, ожидая увидеть на его лице хотя бы некое подобие смущения.
– А вот эта штука тебе знакома?
– О да! Это мой магический пилюля. – Вместо ожидаемого смущения на лице голландца появилось выражение безудержной радости, прямо-таки восторга. Дотоле медлительный, тягучий, как жвачка, он так неожиданно быстро выбросил вперед руку, намереваясь схватить заветный шарик, что Валентин едва успел среагировать, спрятав его под стол. – Откуда он у тебя? У меня кончиться мой волшебный зелье. Раньше Корнелиус и Ламме собирать для него трава. Нет Корнелиус и Ламме – нет трава. Мой запас кончаться.
– Если они так нужны тебе, зачем же ты давал их, чтобы распространялись они во дворце? Кто велел дать эти пилюльки царевичу Ивану? Ты или царица?
– Я никому не давать мой магический пилюлька. Я не давать пилюлька царевич Иоганн. И царица не давать. Кто-то воровать у меня пилюльки. Сначала немного воровать, потом перестать воровать. Я не знать кто.
Хоть объяснение Бомелия и противоречило версии, выдвинутой прежде Валентином, он почему-то сразу же поверил в объяснение голландца. За это свидетельствовало и то, что запас у Петьки Басманова истощился после смерти его знакомой. Была жива девка – были у Петьки пилюльки. Померла – и пилюлек у него не стало. Последнюю партию он выгребал из ее одежды, когда она уже умирала. А потом – все. Похоже, Бомелий не врет.
– Хорошо, Елисей. Я верю тебе. Ты хочешь получить свою пилюльку?
– О да, господин!
– Я скажу тебе больше, Елисей. У меня есть девять таких пилюлек.
– О-о! Я сделать все, что сказать господин.
– Тебе не придется ничего делать, Елисей. Тебе лишь надо правдиво отвечать на мои вопросы.
– Да, да, да! Правдиво! Очень правдиво!
«Ну, вот и наступает момент истины», – подумал Валентин, ощущая в этот миг всю торжественность момента. Два года, проведенных им в этом мире, прошли не зря. И все усилия, им предпринятые, наконец-то привели его к этому моменту. Сейчас он узнает о Рыбасе все, что его интересует. А интересует его не так уж и много. Ему лишь надо знать, где можно застать врасплох этого ублюдка Рыбаса.
– Скажи-ка, Елисей, где можно найти пастора Веттермана?
– Я не знать.
– Что ты не знать, Елисей? – Валентин начал потихоньку раздражаться.
– Я не знать пастор Веттерман.
– Ах, ты не знаешь пастора Веттермана? – Валентин порядком разозлился. – А кто такой Рыбас, ты тоже не знаешь?
– Да, господин. Я не знать Рыбас. Могу я получить мой пилюлька?
Вот тут Валентин пришел в состояние самой настоящей ярости. Ему захотелось вскочить на ноги, схватить табурет, на котором он сидел, и отходить им этого мерзкого рыбасоида, сидящего перед ним и корчащего из себя голландца, мага и черт еще знает кого. Но он сдержался. Хорошо. Хочет парень корчить из себя голландца – пусть корчит. В конце концов, Рыбас его шеф, предводитель, или дьявол их знает как он у них называется. Парень лишь пытается быть верным своей команде. Он хоть и наркоман, но несколько порций легкого наркотика посчитал недостаточной платой за предательство. «Ничего, сейчас я повышу ставку», – кипя от ярости, решил Валентин.
– Григорий, пусть им займется этот твой… – обратился он к Скуратову.
Тот сделал знак рукой, и заплечных дел мастер, выйдя из своего угла, где он безучастно ждал начала своей работы, подошел к допрашиваемому, взял одной рукой голландца за плечо, а второй молниеносно завел его руку за спину.
– О-о-ох, – застонал Бомелий, в полусогнутом состоянии ведомый в дальний конец камеры.
– Ты ему скажи, чтобы не очень круто за дело брался, – обратился Валентин к Григорию, памятуя, что у рыбасоидов весьма низкий болевой порог. Пытка, которую может вынести простой человек, запросто может вызвать у рыбасоида болевой шок и смерть. И тогда прости-прощай ниточка, ведущая к самому Рыбасу. А в том, что Бомелий – рыбасоид, Валентин не сомневался, хотя и не помнил его лица в лобовской базе данных. Это еще ничего не значило. Сам Лобов говорил, что база у него далеко не полная.
– Эй, Бойко, – крикнул Скуратов, – сначала киселя, а уж водица апосля…
«Ишь ты, – восхитился Валентин, – у них и специальные кодовые термины выработаны. Похоже, этот Скуратов действительно большой профессионал».
«Помощник следователя» легонечко ткнул Бомелия кулаком, и тот осел на пол, ухватившись за живот. В мгновение ока на ноги, а потом и на руки допрашиваемому были надеты кольца, соединенные между собой цепями. «Помощник» поднял Бомелия на ноги. Ножную цепь он завел под брус, а цепь, соединяющую руки спереди, подцепил крюком. Зазвенела переброшенная через блок цепь, заскрипел блок, и Бомелий повис между полом и потолком с поднятыми над головой руками.
– Ну что, Елисей, не вспомнил Веттермана? – переспросил Валентин. Теперь их с Бомелием, подвешенным на дыбу, разделял уже не стол, а расстояние метров в пять, поэтому Валентину пришлось повысить голос.
– Я не знать Веттермана, господин.
– Начинайте полегоньку, – шепнул Валентин Скуратову.
Григорий подал знак, и «помощник» взялся за кнут.
– О-о-ой! – взревел Бомелий после первого удара.
– Полегче, полегче… – зашептал Валентин Скуратову. – Он очень чувствителен к боли. Смотри, чтоб костолом твой не засек его до смерти.
– Что ты, сударь… Он легонечко, я же сказал ему.
