— Едва ли такая ситуация возникнет, госпожа психолог. Всякая материя, что есть во Вселенной, определяется числом электронных уровней атома и количеством электронов на внешнем из них. Таблица Менделеева везде одинакова.
— Это все неорганика, — возразила Эдера. — У вас есть уже заключение по местным белкам?
— Нет, — ответствовала миз Монти. — Я имею в виду, нет никаких местных белков.
— То есть как это — нет?
— Физически. Ни в одной пробе нет цепочки длиннее трехсот нуклеотид. Это даже не вирус. Это вообще не белок. А нет белка — нет и жизни.
Игнасия Монти сделала паузу.
— Давеча мне задан был вопрос, насколько этична наша деятельность по преобразованию Вселенной: ведь в борьбе за нашу пищевую цепочку мы пресекаем линию развития чуждой жизни. Либеллин-VI, дамы и господа, представляет собой уникальный философский объект. Планета, совершенно лишенная протоплазмы и, тем не менее, готовая ее принять. Все, что тут так или иначе будет, мы принесли с собой. Траву мы можем сеять хоть завтра, для фотосинтеза нужны лишь свет и тепло. Мы, — она иронично усмехнулась, будто намекая, что большинство заседающих ее просто не поймут, — не свершим здесь зла. До нас здесь не было ни жизни, ни смерти.
— Но постойте, ученая дама, — воззвал Рассел Норм, — на нескольких снимках я видел лес. Ассистент, будьте добры, дайте двадцать седьмой кадр. Да, и увеличьте его. Спасибо.
На фоне сиреневого заката, на песчаном склоне выстроились изломанные черные деревья, их ветви напоминали тянущиеся к небу мумифицированные руки. Кадр выглядел неимоверно зловещим: пилот наверняка сделал, прежде всего, видовой снимок. С самого времени высадки на всей планете мы не встречали ничего более чужого. Чиф ССО, разумеется, не биолог, но даже если лес этот давно уже был мертв, его наличие подрывало всю теорию отсутствия на Либеллине-VI белковой жизни. Высшие растения подразумевают ген-ДНК-хромосому-ядро-клетку…
— Это не деревья, — сказала Игнасия Монти. — У меня есть образцы. Это только выглядит, как дерево. На самом деле ближайшим к ним образованием являются кораллы.
— На суше? — сухо уточнил Ставрос.
— Да, представьте себе.
— Но кораллы не растут сами по себе. Я не утверждаю, что знаком со всеми проявлениями ксеножизни, но исходная форма на Колыбели и производная на Нереиде являются следствием жизнедеятельности вполне органических существ — полипов.
— Никаких следов никакой органики, — стояла на своем миз Монти.
— Хотите сказать — это эрозийные формы?
— Ни в коем случае. Я не зря привела аналогию с кораллами. Это образование — я имею в виду «лес» — состоит из элементов вироидного типа. Подробнее?
— Да, пожалуйста.
— Вироидами мы называем мономолекулярную сущность, которая состоит менее чем из трехсот нуклеотид, и, тем не менее, способна самовоспроизвестись в благоприятных условиях. Если вирус мы на профессиональном жаргоне называем кодом в пальто, РНК в белковой оболочке, то у вироида белковой оболочки нет. До сих пор вироидные формы мы обнаруживали паразитирующими на картофеле и томатах, хотя теоретически они были предсказаны давно. С философской точки зрения — небелковая форма жизни. С другой стороны, философских точек зрения существует великое множество, и я уверена, что большинство их не признают вироидный объект живым за отсутствием у него какой бы то ни было нервной деятельности. Не мы служим философии, но она — нам. Ни одна философская мысль на моей памяти не остановила ни прогресс, ни разум… ни преступление, но это не сказано вслух. Руководство колонии озаботилось другим.
— Паразиты? Насколько они опасны?
— Нисколько. Вы позволите мне коротенькую отсылку к курсу школьной программы? Спасибо, староста. Как вы все, без сомнения, помните, роль информационного носителя при синтезе белка играет молекула ДНК, состоящая из четырех видов нуклеотид: аденина, гуанина, тимина и цитозина. Вы знаете, как выглядит эта молекула: это двойная закрученная цепочка, в которой между звеньями — нуклеотидами! — установлены парные связи. Аденин может связываться только с тимином, а гуанин — с цитозином. Когда поступает сигнал на деление, цепочка ДНК разворачивается, связи рвутся, и на основе информационного участка — гена! — синтезируется транспортная РНК, способная проникнуть сквозь мембрану ядра в цитоплазму. Рибосома перебирает РНК, как четки, и в соответствии с тройками нуклеотид — триплетами — выстраивает параллельную цепочку из аминокислот, присутствующих в коллоидном растворе. И вот это уже будет полноценный белок. Если ДНК содержит в себе прицепившийся вирус, то дублированная клетка будет содержать точно такой же вирус. Авалонский вироид — это всего лишь кусок кода, сам себе транспортная РНК, его действие аналогично.
— И вы утверждаете, что они не представляют опасности ни для колонистов, ни для программы терраформации в целом?
— Об опасности имело бы смысл говорить, если бы в нашей цитоплазме присутствовали местные аминокислоты. Наши же аминокислоты не подходят их триплетам. Наша рибосома попросту не распознает нуклеотиды другого типа. Если привести техническую аналогию — у них разный разъем: вилка не подходит к розетке. Они не дублируются при делении нашей клетки. До тех пор, пока не найдены местные аминокислоты и, более того, пока нет местных белков, употребляемых нами, мы можем не беспокоиться, что Авалон включит нас в свою пищевую цепочку и возобладал над нами. А таковых белков нет.
— Пока они по нам не стреляют, мэм, мы можем на их счет не беспокоиться?
— Именно так, чиф, — Игнасия Монти легким кивком поблагодарила Норма за шутку, которой тот разрядил перегруженную пафосом атмосферу.
Засим последовали отчеты руководителей других служб, каковые все, будто докладчики сговорились, винили в задержках и неувязках исключительно ССО и лично Рассела Норма. Дескать, все бы уже было, если бы бойцы были организованы лучше, более дисциплинированны и делали бы все быстрее, четче, успевали в разные места, знали бы предметные области и не нуждались в постоянном ремонте техники и указке со стороны немногих сверхзанятых спецов. На один объект вместо швеллеров подвезли тавры, на другом нахамили руководству, на третьем час ждали аварийку, на четвертом просто сели на месте и ручки сложили на коленках, потому что, видите ли, устали…
— У них рабочий день двенадцать часов, — сказал Норм, — и длиннее он не будет. Позволю себе напомнить, что они, во-первых, дети. А во-вторых — какая-никакая, но армия. В связи с этим последним я намерен сразу после запуска кислородных башен снимать с хозяйственных работ одно отделение в день полностью, и всех — на три часа. В случае необходимости хотя бы треть всех Сил должна быть свежей. Это правило.
Он вскинул руку ладонью вверх, отстраняя хор возражений.
— Я бы просил вас, чиф Норм, правильно расставлять приоритеты, — сказал Ставрос тихим, но злым голосом.
— С хамством разберусь, — пообещал тот. — Но, сами понимаете, мне нужно знать, что было сказано со всех сторон.
