Повинуясь реву Башни, трое выбранных им «самых крутых» подошли к перекладине и, подпрыгнув, повисли на руках. Чернявый парень, сплюнув на песок, сделал то же самое. Бритоголовый взревел и начал отсчет, задавая подтягиваниям ритм. В эту минуту стих вообще любой говор, словно то, что происходило, имело бог весть какое чрезвычайное значение. — — Блондинка, — изрекла она в глубь кареты. — Он брюнет умственного типа, а значит, статистически предрасположен к противоположной масти, причем в варианте утонченном, нежном и слабом. Так что зачесывайтесь справа налево.
И снова повернулась к окну, к зрелищу, где «образцовые» солдаты, назначенные Башней, один за другим сыпались с перекладины, как перезрелые мандарины, и когда они поднимались на ноги, руки их висели плетьми. Черноволосый парень спрыгнул последним, опередив своего ближайшего побежденного соперника как минимум на десять подтягиваний, и только лишь незначительно потер бицепсы. Лицо его выражало снисходительное пренебрежение.
— Вот, — сказал он, словно то и требовалось доказать. — А между тем большую часть дня я провожу за письменным столом. На что же способен человек, имеющий, как вы, возможность тренироваться весь день напролет?
И полез головой в рубаху, предварительно обтершись мокрым полотенцем.
Как показалось Кариатиди, в его словах, как и в усмешке, была не вся правда. Однако, похоже, никто, кроме нее, подвоха не учуял, и новобранцы, рассыпавшись, принялись штурмовать свою игрушечную крепость с куда большим воодушевлением, чем это было бы уместно таким жарким днем. Думать же об абстрактном Кариатиди оказалось некогда, потому что настало ее собственное время бить врага. Давая Веноне Сариане возможность завершить прическу и собраться с духом, она распахнула дверцу кареты со своей стороны и почти царственно ступила на подножку.
— Милорд Баккара?
Обернулись все трое, молодой человек, только что «дававший пример», бросился возиться со шнурками колета.
— Это я, хотя обычно ко мне обращаются по-другому.
— Я с удовольствием и почтением стану обращаться к вам, как это принято, государь, но лишь тогда, когда увижу, как с вашей стороны оказываются подобающие уважение и почет вашей будущей супруге. Согласна, мы приехали на пару дней раньше условленного срока, однако имели право ожидать, что наша спешка будет расценена как жест доброй воли и что нас примут, как того заслуживает ее, да и не в последнюю очередь ваше королевское достоинство!
Рэндалл Баккара, как ей показалось, беспомощно оглянулся сперва на Башню, потом на седого джентльмена, в котором Кариатиди с запозданием опознала милорда де Камбри. Этот взгляд доставил ей секундное, но оттого не менее сильное удовлетворение.
— Сами-то вы кто, леди?
— Позвольте представить вам Кариатиди, мою ближайшую подругу и моего преданного депрессарио, любезно последовавшую за мною в неизвестность, коей чреват для принцессы брак в незнакомой стране.
— Че-го? — как он надеялся, тихо переспросил Башня.
— Простите, вашего — кого? — уточнил Рэндалл, пришедший в себя слишком быстро, чтобы это могло понравиться Кариатиди.
— Депрессарио, — робко повторила Венона Сариана, возникая на подножке кареты этаким розовым облаком, волшебным видением в утреннем тумане. Черная половина ее волос была тщательно упрятана под белую, лицо прикрывала прозрачная вуаль, позволявшая удостовериться в точности линий, но не Допускавшая получить ни малейшего представления о его чертах. — Это придворная должность, специально учрежденная для человека, который поддерживает государыню во всех начинаниях, помогая ей советом и не позволяя пасть духом.
— Придворный льстец, — догадался Рэндалл вслух, специально, видимо, для сэра Эверарда. — У нас таких тоже полно, но обычно они все-таки совмещают должности.
— У вас они еще и кроссворды отгадывают, — ввернула Кариатиди. — Делают вид, будто не знают простых слов, подмазывают трудные и никогда не претендуют на честь.
— Кариатиди, — обманчиво мягко поинтересовался Рэцдалл, — сами-то вы замужем?
Помимо собственной воли лицо депрессарио выразило жесточайшее отвращение.
— Никоим образом, — с достоинством ответила она.
— Тогда позволю себе обратить ваше внимание. Сержант Гамилькар Децибелл, рекомендую. Между прочим, не женат. Однако имеет отличные перспективы по службе. Вы любите сержантов, Кариатиди?
Ее глаза оледенели, а выражением лица она напомнила леща анфас.
— Вот видишь, Децибелл? Дамы предпочитают крупные чины. Придется сделать тебя генералом. Но генерала нужно заслужить.
Децибелл издал неопределенный звук. Кариатиди едва не упала в обморок. Удержало ее лишь то соображение, что некому будет приводить в чувство Венону Сариану, буде этот тип доведет до схожего состояния и «свет ее очей».
— А я обожаю сержантов, — доверительно беря ее под руку и вдохновенно, как всегда, когда приходилось нести откровенную лажу, продолжал Рэндалл. — В замкнутом своем сознании они полагают, будто все, кто ниже их, — еще дураки, все, кто выше, — уже дураки. Мир принадлежит сержантам. Хм… Какую бы должность они ни занимали. Они в своем роде совершенны. Уверяю вас, с повышением в должности Децибелл много потеряет. Что это у нее на лице? — прошипел он, когда как бы гуляючи они оба отдалились от основной группы. Хотя, как выяснялось в процессе, основная группа немедленно образовывалась там, где пребывал Рэндалл, вне зависимости от ранга сопровождающих его персон. — Под этой тряпкой мне могут сбагрить все, что угодно, вплоть до семидесятилетней старой девы. Откуда мне знать, что там Венона Сариана, а не ее вдовая тетушка?
— Она — прекраснейшая девушка на земле, — сухо сказала депрессарио.
— Но это звание ведь надо поддерживать, а не заявлять как голую декларацию. В таком контексте, — взмахом руки Рэндалл изобразил вуаль, — оно выглядит несколько беспочвенно, вы не находите?
— В любом случае, — отозвалась Кариатиди, обретая самообладание, когда речь зашла уже не о ней лично, — вам не с чем сравнивать, даже если вы поставите имеющийся у вас портрет лицом к лицу с оригиналом. Даю вам, однако, слово, что перед вами собственной персоной Венона Сариана в полном возрасте восемнадцати лет. До свадьбы вы ее лица не увидите, таков обычай. И более того, — она помедлила, прежде чем нанести замечательный ответный удар, — даже увидев ее лицо сотни и сотни раз, вы вряд ли сможете запомнить его и уж точно никогда не сможете привыкнуть к нему. Всякий раз оно для вас будет новым. Другим. У Веноны Сарианы тысяча лиц, одно прекраснее другого. И все она привезла вам. Уже по одному этому вы никогда ни с кем ее не спутаете. Она — живое стихотворение, душа у нее нежнее цветка. Венона Сариана может заплакать при виде осыпающегося яблоневого цвета…
Лицо Рэндалла сложилось в гримасу, которую Кариатиди, знавшая толк в предмете, немедленно идентифицировала как «господи, зачем мне это надо-то?». Почему-то именно это ее ободрило и успокоило. Нормальная реакция идущего под венец мужчины.
