Книга Король-Беда и Красная Ведьма, страница 69. Автор книги Наталия Ипатова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Король-Беда и Красная Ведьма»

Cтраница 69

И когда жар поздней весны до белизны раскалил и иссушил дороги, армия тронулась в путь с воодушевлением отдохнувших людей. Аранта ехала верхом, во главе, близко к знамени, которое везли развернутым над королевской главой, и прикрывала нос и рот алой шелковой банданой, охваченная тем же странным безрассудным воодушевлением, что двигало вперед всю эту уже достаточно разношерстную толпу.

Потом, уразумев, что ей практически все позволено, она предпочла ехать не вместе с армией, хоть бы и под знаменами, а впереди нее, по земле, еще не тронутой ногами и копытами двадцатитысячного войска. Даже одинокий путник оставляет след на траве, что ж говорить о башмаках и подковах, вздымающих пыль на белой дороге, об осадных башнях, о чугунных колесах баллист, влекомых восьмериком, о фургонах маркитанток и прочих, кто ел хлеб свой от куска войны, о конях верховых, тягловых, вьючных и заводных, облегчавшихся на ходу, как то и положено скотине. После них уж не поднимутся примятые травы и лик земли не останется прежним. И это будет не тот лик земли, что радует глаз.

А потому она ехала впереди, наплевав, а может, и не подозревая, что выглядит как некий символ, в котором каждый мог видеть что ему заблагорассудится, и могла любоваться нетронутой землей, травой, которой до нее касался лишь ветер. Высокие серебристые метельчатые травы, предвещавшие сухое и жаркое лето, перекатывались валами, ласковая ладонь ветра укладывала их по прихоти своей направо и налево, как ворс бархата, его дыхание выдувало в нем воронки, словно Бог проверял качество мехов на шкурке земли, и конь ее первым сбивал грудью росу.

Окруженная, как каменной стеной, всей армией Рэндалла Баккара, забывши и думать о куске насущного хлеба, Аранта с ее новообретенной способностью читать в лицах и в душах видела и иной оставляемый войной след. Сколько конфисковано интендантами той и другой стороны, сколько недоубрано, потоптано, пожжено на корню, сколько элементарно недосеяно по недостатку призванных на службу мужицких рук. Насколько им, низшим, все равно, кто, каким образом за их счет восстанавливает справедливость. Война — несчастье. За ее мгновенным ярким ликом всегда встает призрак голода и нищеты, а уж за теми след в след ступает преступность, как нормальная реакция нормального человека на ненормальные условия жизни. Война прокатывается по жизням с эмоциональностью груженной камнями телеги. Не так фатальна сама по себе смерть, не так страшно увечье. Страшно то, как твоя семья, все ее женщины, старики и малые дети будут влачить век, когда ты вернешься к ним безногим или безруким, а то и не вернешься вовсе, предоставив им оплакивать не столько твою безвестную смерть на чужбине, сколько голодную вдовью долю и презренное сиротство, особливо если перед тем был благополучен. Не приведи господи на твой век войны. Убереги, Господи, от войны у твоего порога, когда некому защитить тебя и твое скудное, всею жизнью нажитое добро от тех, кто, ежедневно рискуя жизнью, полагает себя вправе компенсировать за твой счет свои страхи и свои тяжкие труды. И процесс этот в природе неостановим. Как однажды с мрачной иронией выразился Рэндалл, его солдаты, проходя, сделают бабам новых солдат взамен убитых.

Были бои и какие-то стычки неизвестно с кем, в коих Аранта по своему крестьянскому разумению не видела ни смысла, ни повода, ни причины и даже не могла сказать, кто побеждает, пока ей об этом не сообщали. Были осады, когда Рэндалл мог позволить себе роскошь не торопиться и выморить защитников голодом. Были города, в зависимости от убеждений или политических выгод, ожидаемых для себя городскими или гарнизонными головами, избравшие для себя лозунг; «Умираем, но не сдаемся», выставлявшие на стенах головы казненных предателей, застигнутых на месте при попытке открыть Самозванцу ворота. Отворачиваясь от этих лиц, залитых смолой для сохранности во имя назидания оставшимся в живых в условиях раннего жаркого лета, Аранта невольно задавалась вопросом, сколь многие из них в действительности польстились на золотые килобоны шпионов Баккара, а кто просто не мог изо дня в день благонадежно наблюдать, как ради чуждых истин умирают от голода их собственные дети. С тех самых пор она очень осторожно пользовалась словом «предатель», особенно в применении к человеку простого сословия. Никто никогда не бывает абсолютно прав.

Она видела Рэндалла, обезумевшего от адреналина, кидающегося на стены с остервенением науськанного пса, и сотни людей вокруг него, остервеневших по крайней мере не меньше. Видела, как пот, смешанный с копотью, стекает по его лицу. Видела, как его высвобождают из покореженных доспехов. Как он бросается магией направо и налево, вновь и вновь поднимая своих солдат старыми необъяснимо и неизменно действующими словами: «Кто любит меня — за мной!» Труднее всего, как учил ее Рэндалл, заставить снова рискнуть человека, которому только что повезло выйти из смертельной схватки живым и невредимым, и бывали минуты, когда не могли помочь ни все деньги, ни вся магия в мире. Видела его кидающегося самого и увлекающего других под валящиеся со стен дрова и камни, кипящее масло и нечистоты из ночных горшков и заставляющего города дорого заплатить за каждую свешенную со стены голую задницу. Видела и то, как его магии не хватает, как он выжимает из себя последние ее капли, оставаясь беспомощным настолько, что едва мог дышать. Он словно говорил ей: «Посмотри, это делается так, так и так». Она хотела, чтобы он попросил ее умереть за него, только он не просил. Ему немного было бы проку в ее смерти. Она не принадлежала к людям, в смерти которых больше вдохновляющего на подвиги смысла, чем в их деяниях при жизни, вроде Иоанны д'Арк. Она ненавидела войну, она слишком хорошо разглядела, какой тянется за нею след, за копытами последнего всадника, за колесами последнего фургона, за неуклюжей тушей последней осадной башни. Но, уезжая далеко в свежие росные поля и оборачиваясь назад, она видела, как в тишине сперва вздымаются над поросшим травой горизонтом штандарты, потом осененные флажками пики и, наконец, всадники, среди которых она видела лишь Рэндалла Баккара, словно обведенного по контуру жидким серебром. И тогда, как ей казалось, многоглавая гидра войны обращалась к ней своим единственным прекрасным и овеянным романтикой ликом. Война поглощала ее без остатка, она диктовала ей свой образ мыслей и свои принципы выживания, и, зная нрав и девиз этого человека, Аранта поневоле приходила к выводу, что самая реальная возможность завершить войну — выиграть ее как можно скорее.

Примерно в это же время в Германии балующийся алхимией монах изобрел дьявольское зелье, взрывчатый порошок, но все военные авторитеты в единый голос провозгласили, что новинка не будет иметь практического применения.

Казалось, война идет на пользу одному лишь сэру Эверарду. Будучи весьма занят этим активным, будоражащим делом, он сбросил с плеч десяток лет, ходил торопливо, без трости и без одышки, устраивал хозяйственные дела, оплачивал счета и был первым голосом в любом совете. Было совершенно очевидно, что в жизни Рэндалла он занимал первое место… до некоторых пор. И это был единственный человек, чьей конкуренции и чьего дурного слова Аранта слегка опасалась.

Сэр Эверард, впрочем, не говорил дурных слов, он вообще с ней не общался, и складывалось впечатление, будто он выжидает, с уравновешенностью хорошо воспитанного человека составляя собственное мнение о ее персоне.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация