Книга Король-Беда и Красная Ведьма, страница 83. Автор книги Наталия Ипатова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Король-Беда и Красная Ведьма»

Cтраница 83

Грасе они застали за непривычным занятием — он пререкался с пациентом. Монашенки-санитарки, видимо, не приученные бояться и почитать главврача, как это делали фельдшерицы в поле, столпились поодаль, шушукаясь и бросая частью сочувствующие, частью просто любопытные взгляды. Грасе, видимо, знать не знал, что с ними делать. Они ему не подчинялись, его «собственные» девчонки были все в отпусках. Он заметно оживился, увидев Аранту.

— …я говорю вам, рана грязная, и если не отнять, через две недели вы умрете в страшных мучениях!

— Да уж лучше умру!

Как привычна была эта сцена. И даже дюжие молодцы стояли наготове, чтобы отнести брыкающегося пациента в отведенную для кровавых дел келью. Вот только не думала Аранта, что придется еще увидеть подобное после победы. Да и сам Грасе, видно, приблизился к своему пределу. Проблема видимо, состояла в том, что сообразительный больной догадался вцепиться здоровой рукой в каменную лавку, вытесанную заодно с полом. Он на ней лежал.

— Чтобы сдвинуть меня с места, вам придется отрезать мне и вторую руку.

— Если вы будете упорствовать, я волью вам в глотку бутылку водки… через бычью кишку и сделаю с вами все, что диктует мне мой медицинский долг.

— Засуньте себе эту кишку в… вместе со своим медицинским долгом. Разве я лавочник, который и одной рукой свои монеты сосчитает? Я лучник. Я одной рукой тетиву не натяну. Так что оставьте меня в покое, Грасе, это моя рука.

— Государь, — резко сказал мэтр Грасе, — утихомирьте вашего офицера. Он не позволяет мне выполнить мой долг и деморализует моих подчиненных и остальных больных, которым предстоят операции.

Кажется, это был единственный на памяти Аранты случай, когда Грасе обращался за помощью.

— Парень прав, — огрызнулся Рэндалл. — Это его рука и его жизнь, вы не находите?

— Это уже не рука, — возразил главврач.

Предмет спора лежал на груди хозяина, завернутый в грязную, пропитанную кровью тряпку, к которой неудержимо влекло всех мух Констанцы.

— Размозжена конским копытом, — сухо констатировал Грасе. Ей показалось или она действительно услышала в его голосе боль? — Я смотрел, там нет ни единой целой кости. Можно подавать на рагу. Рана загрязнена и гниет, что немудрено на этакой жаре. У парня жар. Самое позднее завтра к вечеру он потеряет сознание, и я не могу ждать, пока он прекратит сопротивляться. У меня других, во-первых, полно. А во-вторых, уже поздно будет.

«…за гусиные серые перья». Господи, пресвятая Йола, за что такая боль?

Безобразный сверток сырого мяса вместо руки, грязная рубаха, надетая, должно быть, вчера в бой. Волосы светлые, как ковыль, и пятна лихорадки на белых щеках. Кеннет аф Крейг. Почему-то вспомнилось, как еще вчера она спрашивала о нем сэра Эверарда. И тот тоже сегодня мертв, безмолвно ужаснулась она и себя не помня села на край скамьи. Кони. Кони, оскальзывающиеся с берега в быструю и бурную реку. Конские головы над зелено-бурой водой. Кони, выбирающиеся на пустынный песчаный пляж, еще нетвердо стоящие на ногах. Мальчишки, которые не могут разить врага с конской спины, в то время как лошадям серпами рубят тонкие ноги, но тем не менее способные оценить свой шанс в виду спин вражеского арьергарда. Неужели ей об этом только рассказали? Разве она не видела собственными глазами всадников, возникающих из пыли, свесившись на правый бок, словно перекошенных весом длинного гнутого кавалерийского меча с утяжеленным острием, которое будто само увлекает в рубящий удар руку с чуть вывернутым, напряженным запястьем? Должно быть, убили под ним коня, должно быть, рухнул в пыль, придавленный, и лава, горячая конская лава прокатилась поверху.

— Кеннет, — ласково сказала она, — надо. Это — жизнь. И жизнь на этом не кончаемся.

— Каким образом? — сердито спросил он. — На что я годен без руки? В нашем клане нет калек.

— Убиваете вы их, что ли?

— Мы им… не мешаем.

В глазах его и тени бреда не было. Рыбу из потока выдергивают, чтобы положить ее на сковороду. Птица, отставшая от стаи, не живет. Мальчик хочет умереть, потому что не умеет жить вне косяка. Ну что ж. Научится. Человек — не рыба. И не птица, хотя последнего жаль.

— Да прав он, Арранта! — Рэндалл так раскатил во рту ее имя, что она уступила бы ему во всем. Всегда. Но не в этот раз.

— Нет, он не прав. Есть много ремесел, которыми можно овладеть. Есть множество вещей, в которых можно найти смысл жизни. И есть король, — она бросила на Рэндалла быстрый взгляд, чтобы не вздумал ей возражать, — который, с какой стороны ни глянь, кое-чем тебе обязан. Ты имеешь право на пенсию, можешь жениться…

Она оборвалась, потому что Рэндалл с равнодушным и полностью отсутствующим видом мысленно послал ей картинку: абсолютную величину валового национального продукта, сумму налогов с него за вычетом потерь, нанесенных войной, и государственных долгов, подлежащих уплате в ближайшие сроки, число обезручевших, обезножевших и обезглазевших у него на службе, и что получится, если поделить то на это. Он слишком любил свои цифры и слишком полагался на них. Поэтому она оставила его без ответа, тем же способом адресуясь к Кеннету. Рэндалл прочитает послание, если удосужится взглянуть. Если он считает возможным навязывать толпе свое видение, почему бы ей не спасти человека, навязав ему свое.

Монах. Полковой писарь. Адъютант. Э-э… да хоть бы и лавочник! В любой из этих ипостасей есть жизнь, бесконечно дорогая ей со всеми ее вкусами, запахами, звуками. По тому, как очумело закрутил головой Кеннет, она догадалась, что он получил послание и гадает, откуда оно взялось и почему лишает его воли сопротивляться.

— Ты, может, не поняла? — переспросил Рэндалл. — Он не башмачник. Он воин. Конный лучник. Он не может быть никем иным. Он видит мир на острие стрелы либо под копытами коня. Любой труд, говоришь, почетен? Ничуть не бывало. Побыв лекаркой, в шлюхи не пойдешь. Умрешь скорее.

— Не умру, — сказала она, глядя ему в глаза. — Найду способ выжить.

И врезала по Рэндаллу от души картинкой, где тот швырял в погребальный костер де Камбри игрушечного оловянного солдатика, не имеющего понятия ни о таинствах жизни, ни о ритуалах смерти. Кен, кажется, не понял, но его это и не касалось. Они оба будут виновны, если его рассудок разорвется в мелкую мозаику, по очереди бомбардируемый сражающимися за него силами, где каждый норовил подчинить его себе. Губы Рэндалла побелели от гнева.

— Ладно, — сказал он. — Вздумала потягаться со мною моим оружием? Много ты понимаешь. А вот этого не хочешь? Не более чем через год…

Она увидела грязного оборванца, отирающегося по кабакам, откуда его гнали, потому что всех достали его истории о том, как он потерял руку за короля, которые он готов был повторять еще и еще всего лишь за кружку дешевого вина. Врет он все, бросали в его сгорбленную от унижения спину. Ворюга он ловленый и для острастки на руку усеченный. Голод. Презрение. Вонючие подворотни, ночлежки с хозяевами-мордоворотами. Отвратительные больные самки. Даже если бы это могло быть не так, теперь, благодаря могучей магии, это не могло быть никак иначе. И глядя на спокойное, суровое и очистившееся в своей решимости лицо Кеннета, она поняла, на чем базируется его яростный протест. Он знал, чего не хочет. Своими жалкими потугами она пыталась превозмочь очевидное.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация