Свянич стрекотнул и прыгнул ей прямо на колени.
– Оп-ля! – возликовал Харр по-Харрада и, бесцеремонно окунув палец в горшочек со сметаной, принялся кормить свянича прямо с руки, немилосердно оскверняя парадное платье принцессы жирными кляксами. Радамфань сделала неодобрительную паузу, и мона Сэниа поняла, что пропустила какую-то значительную часть ее рассказа.
– …сколько прошло с момента его смерти – неизвестно, – продолжила старшая королевна. – Одинаково высохли и тело, и неразлучная с ним птица, укрывавшая своими крыльями его голову. Островитяне, не сомневавшиеся в том, что это и есть предсказанный легендами Шестой бог – Властелин Смерти и черной магии, бережно перенесли мумию из лодки в пустовавший свяничник, расположенный прямо на берегу, и начали поклоняться ему, умоляя отдалить неминучий для каждого последний час. И, не желая ни с кем делиться обретенным чудом, они окружили гробницу Шестого бога глубочайшей тайной. Даже король всех Первозданных островов оставался в неведении, хотя он как раз в это время отдавал свою младшую дочь в жены одному из отпрысков боковой королевской ветви, которой в свое время было отдано в вечное владение все Мелководье.
Старшая королевна сделала очередную паузу, чтобы передохнуть, но моне Сэниа показалось, что та как-то чересчур подчеркнуто не смотрит в сторону Ардиени. Уж не процветает ли соперничество между алэловыми дочерьми?..
Или младшая дочь Алэла виновна в чем-то?
Мона Сэниа тряхнула руками – ей показалось, что на них остались капельки липкой свяничевой слюны. И опять что-то пропустила из рассказа Радамфани.
– …стала едва ли не самой неистовой из приверженцев новой ереси. Оправдать ее могло только одно, молила она не за себя, а за младенца, которому еще предстояло родиться. Она просила для него бессмертия… Мальчик родился обычным, только очень уж крикливым – его плач был слышен даже на соседних островах. Не тревожил он только мать: роды были такими страшными, что она потеряла и слух, и дар речи; зрение ее тоже медленно угасало. Но она находила на ощупь обрывки бумаги и каждый день писала – одно и то же, всегда одно и то же: она умоляла не обращаться за помощью к верховному королю, ее отцу. Она посылала ему приветы и подарки, но ни разу не обмолвилась о своем недуге, хотя он мог бы исцелить ее, обратившись к Богу Живой Плоти. Но она почему-то предпочла угаснуть в темноте и безмолвии. А мальчик рос, ужасая окружающих своим нравом. Единственными игрушками его были мечи, копья и стрелы; специально приставленные для того слуги по ночам тайно портили их, подпиливая рукоятки и затупляя лезвия, чтобы мальчик не преступил закон, убив кого-нибудь для забавы. Наверное, и такое случалось, но на Мелководье уже существовала одна тайна, нетрудно было хранить и вторую. И по мере того как он мужал, становилось очевидным, что ни одна дочь верховного короля, да и девушки властителей Подковного архипелага, в жилах которых текла древняя королевская кровь, не согласятся соединить с ним свою судьбу.
Радамфань снова наградила своих сестер многозначительным взглядом, смысл которого для всех гостей так и остался за семью печатями. Мона Сэниа тоскливо подняла глаза к вечернему небу, подернутому слоистой дымкой. Море, кажущееся отсюда, с высоты крошечного алэлова сада, особенно низким и ровным – каким-то усмиренным, подчиненным человеческой воле, – вызывало у нее то же ощущение, которое она испытывала, глядя на дикого зверя, помещенного в клетку. Оно приобрело какой-то винный оттенок, совершенно несвойственный воде, чарующий и лживый. Ореховые скорлупки лодок – все без парусов замерли недвижно, словно в привычном и безнадежном ожидании какого-нибудь маленького чуда. А ведь они все – все, до единого! – тоже живут без волшебства. Один король со своими шестиногими челядинцами владеет магическими силами, только, похоже, особой радости это ему не приносит. Так зачем же этот бесконечный вечер с томительным повествованием и еще более тягомотными паузами, если он не поможет найти ответ на главный вопрос, с которым она рвалась сюда, к мудрому и беспристрастному Алэлу: как ей жить дальше, сберегая пуще зеницы ока самое дорогое на свете – единственного сына, и в то же время не умереть от тоски, представляя себе, как в это время ее дружина мчится по бескрайней Вселенной, отгороженной от нее вот этим золотисто-закатным небом?
Не говоря уж о зеленой Равнине Паладинов…
– …сам отправился на Подковный остров, чтобы добыть себе невесту, продолжался неспешный рассказ Радамфани. – Хроника не сохранила всех подробностей невероятного переплетения скандалов, вспыхнувших в семействе ненаследных отпрысков королевской крови, но доподлинно известно, что молодые люди дрались между собой на незатупленных мечах, сестры уродовали друг дружку, матери соперничали с дочерьми… Незадачливый жених одних натравил на собственных отцов, других совратил, кого-то изувечил, одного даже убил. С тем и отбыл восвояси. На родимом острове все продолжалось еще хуже: он соблазнил собственную сестру, добрался до матери – и был убит обезумевшим от ужаса отцом. И за всеми этими кошмарами, непредставимыми до сих пор для жителей Первозданных островов, как-то оказалось незамеченным, что вокруг гробницы Шестого бога творятся чудеса. Посох одного из паломников, воткнутый в землю, покрылся черными листьями – его осторожно выкопали и перенесли на вершину близлежащей горы, где он вскоре превратился в могучее дерево, на котором время от времени появлялись золотые шарообразные плоды. Созревая, они опускались на землю так медленно, словно были наполнены легчайшим пухом; по взятые в руки, внезапно взрывались десятком крошечных молний, сжигая дотла смельчака, рискнувшего к ним прикоснуться. Затем кто-то увидел, как из моря выполз зеленый угорь и пробрался в могильник – через некоторое время он вернулся в море уже пятнистым, и с тех пор некоторые из рыб или мирных дельфинов вдруг покрывались белыми пятнами и начинали в бешенстве нападать на рыбачьи лодки… Затем в гробницу залетел лазоревый зимородок – и вскоре над морем появились огромные синие птицы, нападавшие даже на корабли… Те, кто рискнул добраться до их гнезд, чтобы разорить их, рассказывали, что они вскармливают своих птенцов грудью, как звери или люди. И все это уже невозможно было скрыть от верховного короля. Он прибыл на Мелководье как раз в тот момент, когда вокруг гробницы творился кощунственный обряд поклонения…
– Кому? – вдруг совершенно неожиданно встрепенулся Харр.
– Но я же рассказывала – обретенной мумии Шестого бога, – несколько раздраженно, что не вязалось с ее величавыми манерами, бросила Радамфань. Все обряды свершались на берегу, который уже был усыпан жертвенным пеплом…
– Во дурики-то! – распоясавшийся менестрель весело заржал и с такой лихостью шлепнул черными ладонями по столу, что начисто смел все окрестные кубки и тарелки. – Не тому поклонялись! Мертвяк сохлый – он-то что; его, видать, оживляли, да только он каждый раз снова копыта откидывал…
– Прерви суетные речи, сын безлунной ночи! – маленький король словно вырос в своем деревянном кресле, расписанном затейливыми узорами, и неведомым образом вдруг мгновенно превратился в грозного владыку, чей голос слышала мона Сэниа в свою первую встречу с ним. – Ответствуй, не лукавя: кто мог оживить давно почившего?
