Так вот, именно этот выдренок Константин и утверждал, что захаживал он не раз в самую чащобу леса. Да и не просто так, из-за глупости выпендрежного натурализма и природокопательства, которые Константин презрительно отвергал. Нет, было у него особо важное дело, и даже видел чудодея-мага в облике длинноухого и откровенно пузатого зайца невероятных даже для сказочного и необычного Дальнего Леса размеров. Причем, несмотря на такую очевидную пузатую несуразность, был маг быстр в движениях и весьма умен. Конечно, к рассуждениям Константина об остром уме магического зайца все относились с понятной опаской, но ведь дыма без огня не бывает. Таинство истинного волшебства, так же как и все связанные с ним явления, были особенно притягательными для всех лесных жителей. Но в таинственного зайца, наделенного чудотворным даром, верили немногие из них.
Поэтому, хотя и слабо верилось в это, но, по словам Константина, этот загадочный и таинственный заяц однажды смог разрешить для выдренка главную жизненную проблему. Никто и подумать не мог, что у выдренка Константина, при всей его внешней незатейливости, бывают серьезные проблемы в его неспешно текущей и не балующей резкими поворотами лесной жизни. Но узнать о том, какую же проблему решил загадочный чудодей для выдренка по имени Константин, никто из жителей Дальнего Леса так и не смог…
Меж тем смеркалось. Ежик огляделся вокруг, ища заветную поляну магического зайца. Суетливый день уступал поляны и извилистые, быстро убегающие в самую чащобу тропинки медленно наступающей сумеречной поре исконного природного волшебства. Приходил вечер, истинное время отчаянных чудес, когда самое невероятное становится возможным. В это загадочное и таинственное время неясные и зыбкие тени добра и зла сплетаются в клубок сумрачных превращений.
Последние лучи заходящего солнца, с трудом пробившиеся в чащобу, осветили вековой необъятный дуб. То есть, сколько звери ни пытались, так никто и не смог его объять. Ни мысленно, ни, тем более, буквально. Ни словами, ни лапками, ни хвостами, ни хоботом, вообще никак. Да, по правде говоря, и не очень-то пытались — была у этого места слава странного и таинственного, почти волшебного.
Да и потом, честно пораскинув данным волею природы и великих богов мозгами, жители Дальнего Леса так и не поняли, с чего это зверю в нормальном и здравом рассудке, если он, конечно, не перепил березового сока или еще какого-нибудь облегчающего трудную лесную жизнь напитка, дающего магию и волшебную легкость преодоления невзгод, пытаться объять вековой дуб.
Вот и ежик, одолеваемый мыслями о странном дубе, задрал голову, пытаясь увидеть, где же дуб заканчивается, но так и не смог. В эту минуту ему искренне показалось, что растопыренные ветки патриарха Дальнего Леса уходили прямо в небо и протыкали его во многих местах, предвещая грядущую непогоду или какую-нибудь очередную природную несуразность особо вредного свойства. Меж тем частый гость сказочных мест, стремительный западный ветер из знаменитого семейства природных несуразностей с гордым именем Голдстрим, пролетая в небесах по неотложному делу или просто гоняя окрестные тучи разной величины и степени вредной стервозности, теребил ветки этого патриарха Дальнего Леса. Казалось, что как будто само небо начинало отчаянно плакать затяжным и тоскливым дождем. Да и помощники бога дождя и прочих осадков стояли настороже, предвидя очевидную неизбежность «мокрого». И «мокрое» не заставляло себя долго ждать, особенно в непутевые осенние дни прощания с теплом уходящего лета…
Наконец, когда ежик все-таки опустил взор с небес, он сам удивился нахлынувшей на него столь неожиданной и абсолютно не типичной для него меланхолии. Ежик вдруг отчетливо почувствовал, что кто-то внимательно наблюдает за ним. Так оно и было на самом деле. В следующую секунду ежик совершенно неожиданно наткнулся на внимательный и сердито-колючий взгляд неморгающих, глубоко посаженных глаз.
— Ну, здравствуй, друг колючий. Однако же, ждал я тебя. Причем, можешь мне верить или нет, ждал именно сегодня, с самого раннего утреннего часа появления дневного светила, — неожиданно громко и уверенно проговорил внушительного вида косматый серый волк, глядя прямо на ежика сверху вниз. — Догадывался я, понимаешь ли, что направит тебя перст судьбы, случай или еще какое-нибудь едкое нахлынувшее коварство. И предчувствие меня не обмануло. Было оно у меня с раннего утра, предчувствие прихода вот именно такого, полного колючих иголок дивного лесного жителя. Вообще-то, говоря по истинной правде, мало кто способен меня обмануть в этом сказочном лесу. Так с чем пришел ты сегодня, мой странный колючий брат, с добром или с чем еще?
— Ой!.. А у меня и не было никакого предчувствия. Обходит оно меня стороной, да и не верю я в особенные душевные трепетания и неистовое таинство дребезжания чувств. Поэтому обманывать и некому было, вот уж извините меня за это, — простодушно и немного испуганно выпалил ежик, не привыкший быть для кого-то колючим братом и другом одновременно. А потом он задумался.
У ежей Архипелага Сказок так бывает: неожиданный поток сознания, прорвавшийся наружу, заставляет их пораскинуть мозгами.
Ежик на самом деле силился вспомнить, что же он делал в момент появления дневного светила. Но так и не вспомнил. Не случилось, выпало это воспоминание из череды мгновений убегающего дня.
Затем его мысли перенеслись на нежданно встреченного кудесника. Было в этом удивительном и магическом звере что-то странное, да и что же скрывать — очень боялся ежик кусачих и зубастых волков с самого раннего детства. Так уж видно было исстари заведено на этой сказочной и таинственной земле с переменчивой планидой, что не дружат одинокие и суровые охотники-волки с нежными ежами-мечтателями, точно так же, как в нашем мире не дружат любители темно-голубых мундиров охранного отряда с вальяжными владельцами изысканных фраков от кутюр. Уж больно разные они по жизни, да и молятся разным богам…
Когда ежику становится страшно, он начинает все понимать буквально. Вот и в этот час встречи с магическим волком ежик подумал, что ничего особенного для угощения волшебника он и не захватил. А выдренок Константин специально говорил об этом намедни: мол, надо волшебника обязательно знатно угостить, чтобы был добр, благодушен и расположен исключительно к добру. Надо было его послушать, ну да ладно. Что теперь об этом думать, не сложилось у меня со знатным угощением для размягчения нрава зубастого магического существа.
Но ежик, как и многие его собратья в Дальнем Лесу и его окрестностях, не без оснований считал себя совсем даже неглупым, поэтому и решил прервать противно затянувшуюся паузу. В самом деле, как ни крути, а все равно подарка для странного колдуна у него с собой нет.
— Я всегда с добром прихожу. И не думай даже ничего другого, я всегда хожу по белому свету исключительно с добром. У меня за длинными и колючими иголками — одно сплошное и несказанное добро спрятано. С ним и живу с самого что ни на есть раннего детства. С ним засыпаю по вечерам, с ним сплю и просыпаюсь по утрам. И все это — с добром чистой воды. Подожди… Это я запутался с тобой. Про добро — все правда, вот только когда я просыпаюсь, воды совсем нет. А так все верно, я ведь сам даже удивляюсь: и что это я такой добрый! Для самого себя — это, ни дать ни взять, абсолютная загадка. Вот только в наше непростое время добро с иголками должно быть. Вот такие времена…
