Шофёр Сергей кивнул и исчез. Вокруг все бегали и клацали оружием. Через пару минут мы уже сидели в тесном брюхе «Газели» и неслись по тёмным улицам по направлению к Центральному гастроному. Ехали мы в полной тишине — ни сирен, ни мигалок, только стук дождя по крыше. Однако гибэдэдэшники нас почему-то не тормозили. Похоже, организация, в которую нас угораздило попасть, и впрямь была серьёзной. Кабанчика устроили в штабной машине, поближе к майору. Сейчас он наверняка объяснял им, что к чему. Денисыч сразу нашёл общий язык с сидевшим рядом с ним спецназовцем, и теперь они оживлённо, со знанием дела обсуждали плюсы и минусы снайперской винтовки. Я же сидел как дурак, втиснутый меж двух плечистых парней с «Абаканами», вертел в руках пластмассовую чёрную коробку шокера и мысленно ругался. Угораздило же так влипнуть!
Злополучный гастроном быстро приближался.
Пасмурное небо перекрёстка влипло в паутину мокрых проводов. Звёзд не было. Сходящиеся вверх на полукруг большие окна гастронома глянцево смолились чернотой, асфальт светился лужицами ртутного неона. Бронзовый Ильич на постаменте спекулировал своей, тоже бронзовой кепкой. Четырьмя блестящими питонами вытянулись трамвайные рельсы. Мигали жёлтыми глазками светофоры. Улица была освещена, дворы за арками ворот утопали во тьме.
Микроавтобусы остановились. Из приоткрывшихся дверей тремя потоками бесшумно хлынули пятнистые спецназовцы, разбрызгались на отдельные фигуры и растворились в пелене летящего дождя — ни шороха, ни топота, ни звона амуниции. Двое или трое остались с нами, напряжённые, насупленные, с автоматами на изготовку. Я тупо пялился на красную вывеску «ЛУКойла» и молчал.
Кабанчик вывалился и подошёл к нашей машине. Его сильно шатало.
— Там два туннеля, — нервно сказал он, вертя в пальцах незажжённую сигарету (курить ему не разрешили). — Старых-старых. Кирпичи ещё дореволюционные, со штампами «Берковъ и сыновья»… Один туннель уходит к Каме, под оперный театр, второй — куда-то под администрацию и дальше, к Разгуляю. Грязь, обломки, всё обрушилось, мы на карачках едва пролезли. Крысы бегают как заведённые, туда-сюда, туда-сюда. Мы приманки разложили, а им хоть бы хны. А чего ты хочешь? Ни один туннель не перекрыт, а там старые дома, всё разрушено, такой бомжатник, помойки, подвал за подвалом. Так они тебе и будут кушать… Ведь до чего дошло — мы там контактным ядом всё намазали. Контактным, прикидываете? Не помогло… Бл-лин, курить охота, мочи нет.
Во тьме двора тем временем происходило какое-то шевеление. Спецназовцы рассредоточились и замерли. Из глубины штабной машины хрипло бормотнула рация. Зашипело тихо-тихо, задымился сжиженный азот. Потом послышался короткий бой кувалды, выбившей замок из разом ставшей хрупкой бронированной двери подвала, и вслед за этим — быстрый топот ног. Что-то промелькнуло в окнах первого этажа, ещё раз и ещё, потом изнутри здания донёсся приглушённый хлопок выстрела, и всё стихло. Ещё минуты через две в кирпичной арке показался квадратный силуэт нашего знакомого майора. Шерстяная маска-шапочка на нём была закатана выше бровей, в правой руке тускло отсвечивал пистолет. Лицо Сан Саныча блестело от пота и дождя.
— Эй вы, трое, — поманил он пальцем нас, — оба ко мне! Давайте сюда. На это стоит посмотреть.
— В кого стреляли-то? — хищно осведомился Фил.
— В кого надо, в того и стреляли, — буркнул Сан Саныч. — Директор выскочил, ну, наши не сдержались.
— Убили? — ахнул я.
— Перемкнуло, — отмахнулся он и снова сделался серьёзен: — Ну, хватит болтать! Пошли. Оружие можете оставить, там неопасно.
Внизу было темно и пыльно. Стёртые ступени привели нас в подвал. Над головами низко нависал щербатый потолок. Слепую тьму кромсали фиолетовые лезвия десантных штурмовых фонариков, потом кто-то повернул выключатель, и на стенах загорелись зарешёченные молочно-белые плафоны. Мы заморгали.
Проход был чрезвычайно узким. Вокруг громоздились ящики и бочки. Стены были крашены зелёным. Пахло крысиным дерьмом и какими-то копчёностями. Чуть поодаль, поперёк коридора, распростёрлось чьё-то тело, возле которого хлопотали два эксперта в штатском. Туда нас не пустили, но даже отсюда было видно растёкшуюся по полу лужицу уже знакомой нам «сгущёнки» — директор на поверку тоже оказался механизмом.
Приободрившийся Серёга, с шокером наперевес, с уверенным видом прошёл вперёд по коридору, заглянул в два-три помещения и удовлетворённо хмыкнул. Посмотрел с вопросом на майора. Тот мотнул головой: «Там».
В соседней комнате, вдоль стен, стоймя, двумя рядами примостились длинные узкие ящики белого пластика, отдалённо похожие на чересчур широкие гробы. Было их там около двух дюжин. У трёх крышки были сорваны. Я поднял взгляд и вздрогнул, натолкнувшись на неподвижное лицо девушки, которая вчера презентовала пиво. Она стояла там, вытянувшись в полный рост, всё в том же чёрном деловом костюмчике и туфельках на высоченных каблуках, совершенно неподвижная и бездыханная. Глаза её были закрыты, тени от ресниц лежали на щеках. Наверное, из-за своей «коробки» девица напомнила мне чересчур большую куклу в «Детском мире», не хватало только розовой ленточки и ценника. Я торопливо и не без опаски покосился на соседние два ящика, обнаружил в них двух таких же, как и эта, погружённых в ступор продавщиц других отделов в халатиках и белых шапочках и отвернулся.
— Старух нет, в остальных ящиках то же самое, — перехватив мой взгляд, прокомментировал майор. — Два или три — пустые. — Он снял шапочку и вытер пот. — Вы ещё наверху не были, кассирш не видели. У них вообще ног нет, так и сидят за кассами, как куклы на чайниках: руки по швам, глаза закрыты, улыбаются стервы… Та ещё картинка.
— Скалли, — пробормотал я себе под нос, — они уже здесь…
— Центральный гастроном, — зловещим тоном поддержал меня Денисыч. — Еды нет, воды нет… Ничего нет. Населён роботами.
Руки мои дрожали, перед глазами всё плыло. Фил посмотрел на меня со значением и ободряюще кивнул: «Теперь верю».
— Опаньки, — поражённо сказал Кабан. — А нас в эту комнату как раз и не пустили. Мы ещё тогда ругались, ругались… А у них тут эвон, значит, что! Вот где они, значит, отлёживаются по ночам…
Он протянул руку и дотронулся до ладони отключённой продавщицы. Ладонь была красивая, изящная, с отменным маникюром.
— Ты глянь! — восхитился Кабанчик. — Как настоящая! Холодная только. Интересно, у неё только руки так хорошо сделаны или…
— Руками ничего не трогать! — всполошился вдруг подбежавший эксперт в белом халате, надетом поверх камуфляжа. Очки его сбились набок, в руке была отвёртка. — Отойдите сейчас же! С ума сошли?
Но было поздно. Продавщица вдруг шевельнулась, синие глаза открылись и остановились на Кабанчике. Наманикюренные ногти, как капкан, вонзились Серёге в руку, и тот закричал. Мы отшатнулись. Майор заматерился и начал дёргать из кобуры пистолет. Серёга между тем рванулся, потянул девчонку за собой, и оба несколько секунд кружились возле ящиков в нелепом танце. Глаза у Серёги были что твой полтинник. Вокруг защёлкали затворы, ярко-красные лучи прицелов затанцевали в пыльном воздухе. Выстрелить, однако, никто не решился. А через миг Кабанчик вскинул свой злосчастный шокер и нажал на кнопку.
