Жуга лишь криво усмехнулся.
— Достойную же добычу ты выбрал, нечего сказать… — Он помолчал. — Труд невелик — подранка добивать. За что ты так его ненавидишь?
Вожак ощерил клыки:
«Он — зимородок! отравная кровь, дурное семя! Он умрет!»
— Отравная кровь? — озадаченно переспросил Жуга. — Дурное… Бог мой! — Жуга вдруг переменился в лице. — И сколько же подруг он у тебя отбил?
«Молчи, щенок!»— пес даже подскочил, рыча от ярости.
— А, стало быть, я прав!
Пес повернулся и исчез в мгновенье ока — ни шелеста кустов, ни хруста листьев, лишь напоследок донеслось из темноты:
«Заплатишь за свои слова».
— Сочтемся, — произнес угрюмо рыжий странник.
Воцарилась тишина.
— Ушел? — спросил негромко Дьердь.
— Ушел, — кивнул Жуга, — но затаился где-то рядом.
— Зачем ты не пустил меня? Зачем?! — Парнишка стиснул кулаки.
— И что б ты сделал? — помолчав, спросил Жуга.
Найденыш закусил губу.
— Да лучше умереть, чем выслушивать такое, — глухо сказал он. — Я волк… и я уже побил его однажды! Он трус. Они могут нападать, только когда их много…
Он распалялся все сильней, и дерзкая речь в устах совсем еще мальчишки звучала странно и нелепо. Жуга нахмурился, придвинулся к нему и в следующий миг, не зная сам, зачем он это делает, вдруг потрепал его по голове, взъерошил густые белые волосы и усмехнулся. Парнишка замолчал, ошеломленный, глянул страннику в глаза и потупился виновато. Казалось, будь у него хвост — поджал бы.
— Хорош боец! — невесело проговорил Жуга. — На трех ногах, быть может, устоишь, но вот на двух… Сиди уж. Тоже мне, Зимородок…
Жуга провел ладонью вниз, с затылка к шее паренька, и замер ощутив под пальцами шершавый, загрубелый след от ошейника. Помедлил и опустил руку.
— Когда, говоришь, ты родился? — спросил он.
— Прошлой зимой.
Он пришел к человеку просить о помощи, подумалось Жуге, пришел, потому что привык доверять… Полтора года — это все равно что пятнадцать лет для человека. Собачий век недолог…
— Ну, вот что, — сказал Жуга, вставая. — Чем попусту сидеть, давай-ка твои раны поглядим. Дьердь! — кликнул он. — Неси настой.
И принялся разматывать повязки.
* * *
На третью ночь остановились поздно.
Поляна в этот раз им подвернулась маленькая, со всех сторон закрытая деревьями, но выбирать не приходилось — дорога проходила через лес. Стало еще холоднее, а к вечеру и вовсе — снег пошел. У Зимородка вновь открылись раны, пришлось опять готовить ему настой. Теперь он спал, придвинувшись к костру. Уснул и Дьердь. Было непривычно тихо — впервые за все эти дни не слышно было псов.
Жуга устал. И было от чего! — хотя слепой и нес мальчишку наравне с Жугой, ни он, ни Зимородок не смогли бы вовремя заметить псов. Жуга стоял на страже ночь и день, один за всех — три дня, четыре ночи он не спал иначе, как урывками, и травяной настой, снимающий усталость и сон, уже почти не действовал на него.
«Еще два дня, — подумал он с угрюмым равнодушием, — и псы дождя возьмут нас… Может, даже не врасплох, но все равно — возьмут. Дьердь слеп, мальчишка так и не оправился от ран, а я так устал, что скоро буду засыпать на ходу…»
Жуга однажды видел, как лиса, упавши в реку, выбралась на берег и потом отряхивалась долго, мокрая, смешная, как будто сразу ставшая в два раза меньше, чем была. Наверно, сейчас он выглядел не лучше.
Мгновенья времени, идя цепочкой друг за дружкой, воспринимались после, словно бы издалека, со стороны. Он поднял взгляд и долго так сидел, глядя в черное небо, следя за тем, как снежные хлопья заново укрывают поляну, деревья вокруг, и проталины белым пушистым одеялом. Снег сыпался с ночного неба, сухой, не белый, но белесый как табачный пепел, и точно также как и пепел рассыпался мелкой пылью на земле. Весенний снег как будто подновили. «Зима, — подумалось Жуге. Он поднял воротник тулупа. — Зима среди весны…»
И встрепенулся вдруг, сраженный шалой мыслью.
А что, если…
Он покосился на браслет и закрыл глаза. Нет, нет, не надо торопиться… Так. Теперь представь, что надо крикнуть, только без звука. Зов… крик о помощи в ночи…
Еще…
Еще…
Еще…
* * *
«Одиночка?»
Жуга поднял взгляд.
Белый волк сидел перед ним на снегу.
— Я давно хотел спросить, — устало проговорил Жуга. — Почему ты все время называешь меня одиночкой?
«Такие как ты не сбиваются в стаю. У вас все по-другому. Ты звал меня только за этим?»
Жуга посмотрел на спящих у костра.
— Мы в беде, и я не знаю, что мне делать…
«Я не смогу тебе помочь. Мое время уже кончилось».
— Но почему? Что тебе мешает?
«Когда— нибудь ты сам это поймешь».
— Сдается мне, — сказал Жуга, — я так и не дождусь от тебя разумного ответа. — Он помолчал. — Кому вы служите?
«Не служим никому».
— Но вы приходите на зов. Или песня все таки права? «Волков встретишь к помощи», так?
Вожак оскалился в усмешке:
«Я не знаю ваших песен. Мне достаточно своих. Но если даже так, то это не для всех. Ты хитрый — выждал время и позвал, когда на пару дней опомнилась зима».
Жуга пожал плечами:
— Есть бабье лето. Почему нельзя быть «дедовой зиме»? Или так не бывает?
«Бывает. Каждый год. Но ты первый, кто додумался воспользоваться этим».
— Расскажи мне про мальчишку, — попросил Жуга, покосившись на спящего. — Зачем они преследуют его?
«Его отец был зимним волком, мать — из рода псов. Он — зимородок. Он дважды чужой. Псы дождя его убьют».
— Он — перевертень?
«Глупый вопрос».
— Мне так не кажется, но раз ты так считаешь, то — прости, — Жуга помрачнел. — А что же твоя стая?
«Он там чужой. К тому же все равно ему не дожить до зимы».
— Но нельзя же так! Ведь каждую луну он… он…
«Такова жизнь. Почему тебя это волнует?»
— Неужели ничего нельзя сделать?
Волк долго молчал.
«Ты тратишь жизни, словно сны, — сказал он наконец. — Что ж, это твое дело. Ты уже не раз делал невозможное возможным, так играй же дальше, если тебе этого хочется».
— Что это значит?
«Там есть еще четвертая подвеска».
Жуга помедлил в недоумении.
— Рыбка?
