— Мой бог! Да он же бьет всерьез! — воскликнул Шварц и осекся на полуслове.
Атака травника была стремительной — Жуга упал ничком, а в следующий миг вскочил на четвереньки, худой, голенастый, похожий чем-то на большого паука с нелепой рыжей головой. Хриз дернулся в его руке, блестя черненым серебром, и взлетел, переброшенный за спину, Жуга выбросил левую руку вперед, как змеей обвил ею посох противника, развернулся и дважды, с силой ударил пастуха ногой в живот. Бертольд по собственному опыту знал, чем чреват такой удар, и потому невольно ахнул, словно и ему перебили дыхание. Никуцэ рухнул, как подкошенный. Не давая ему опомниться, Жуга перехватил посох двумя руками и навалился на пастуха сверху.
— Теперь признал?
— Убери топор, — Никуцэ, задыхаясь, извивался и сучил ногами, силясь вырваться. — Чего ты хочешь?
Травник медленно поднялся.
— Примерно год тому назад, в начале лета ты рассказывал, как ходил на перевал.
— Я помню, — тот сел и сморщился. Потер живот.
— Вспомни про пчелиное гнездо.
Никуцэ поднял голову.
— Про улей? В трещине скалы?
— Да, — кивнул Жуга. — И если сможешь, вспомни все.
* * *
Шестые сутки они были в пути, и с каждым днем Бертольд все меньше понимал, что происходит. Жуга лез в горы с энергией обреченного, упрямый, злой, не отвечая на вопросы, да и Золтан вел себя точно также. Два дня потратили на то, чтобы дойти до перевала, но не по дороге (там запросто можно было нарваться на турок, мародеров или хуже того — на разбойничью засаду); шли по верхам, едва заметными тропинками, нередко вдоль таких обрывов, что приходилось прижиматься к скалам, чтобы не упасть. По ночам монаха мучили кошмары. То вдруг он все-таки падал в пропасть, то разъяренный мавр снова тряс его за ворот, скрежеща и клацая зубами, то сам монах убегал от целого отряда конников, а когда ему удавалось скрыться, земля вдруг расступалась под ногами, и рогатые гномы с ножами лезли полчищами на него из темного провала. Непонятно почему снился Жуга и тоже молчал, равно как и наяву. И часто, слишком часто снились прах и пепел сожженных деревень. Волной накатывал страх. Шварц просыпался в лихорадочном бреду, с горячечной молитвой на устах: за что, меня-то, господи, за что?! Ну, с Жугой понятно — дурацкий гномий меч, украденный невесть откуда, невесть кем, тянет за собой, смыкая звеньями событий и смертей цепь черного слепого янтаря… А я что сделал, я?
За что меня хотят убить?!
Он снова засыпал, чтобы опять проснуться с молчаливым криком. Но и спросить совета у Жуги он тоже не решался. Жуга устал, и это было заметно сразу, и Шварц вдруг понял, какая сила гонит травника вперед: желание освободиться. От чего? Неважно. Он и сам уже готов был прыгнуть черту в зубы, лишь бы все скорее кончилось — лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Расставшись с пастухом, травник двинулся в обход на перевал, не давши своим спутникам ни часа передышки. Лишь к ночи стали на привал. А в полдень следующим днем все трое уже лежали у края обрыва, глядя вниз, на темную неширокую трещину в скале, где клубились и гудели черно-желтой тучей дикие пчелы.
— Мед, — скорее утверждая, нежели спрашивая, произнес Золтан и повернулся на бок. — Ты думаешь, двараги…
— Я знаю все окрестные места, — кусая губы, ответил Жуга, — и все окрестные пещеры тоже. Нет там проходов никаких, разве что с южной стороны. А мед… — травник усмехнулся, — мед всем нужен. У нас хоть свечи-то есть?
— Нет.
— Нарежьте хоть факелов тогда, что ли… А там, бог даст, так воску раздобудем. Я первым лезу. Сдержишь, Хагг?
— Сдержу.
— А ежели там не гномская нора, а просто улей? — встрял монах.
Жуга усмехнулся.
— Тогда хоть меду запасем. Веревки только бы хватило…
Веревки хватило, а маленький скальный карниз возле входа послужил ненадежной, но все же опорой. Обмотав лицо и руки тряпками, Жуга с горящим факелом проник в пещеру и с первого же взгляда понял, что предчувствия его не обманули: проход здесь действительно был. Вначале узкий, он вскоре расширялся и уходил горизонтально вглубь скалы, исчезая в темноте. Вопреки ожиданию здесь было сухо. Пчелы лезли в лицо, норовили ужалить, паре-тройке особенно упорных это удалось. Остро и сладко пахло медом. Почерневшие от времени сотовые шишки и наросты покрывали стены снизу доверху, свисали сверху как сосульки. Жуга ругнулся, ощутив очередной укус, поднял руку и прошептал короткий наговор, подождал, пока пчелы не успокоились, прошел вперед и здесь наткнулся на следы пребывания кого-то еще: соты были аккуратно срезаны, соскоблены со стен шагов на пять вглубь пещеры. Он долго смотрел в темноту, размышляя о чем-то, потом вернулся к выходу. Рука под браслетом чесалась. Жуга вздохнул, выглянул наружу и помахал рукой. Откинул тряпку от лица.
— Спускайтесь!
Вверху на фоне вечереющего неба замаячили две головы.
— Ты что-нибудь нашел?
— Кажется, да.
Спускались час, а то и все два. На заготовку факелов ушло гораздо больше времени, чем предполагалось — леса остались внизу, и невысокие сосны здесь росли редко. Вдобавок Шварц, до ужаса боявшийся высоты, лезть по веревке отказался наотрез.
— Клин клином вышибают, — заявил в ответ Жуга, когда Золтан сообщил ему об этом. — Скажи, что тогда ему придется ночевать тут одному — вряд ли мы скоро вернемся.
Страх пересилил страх, и вскоре брат Бертольд уже протискивался в пещеру, опасливо поглядывая на пчел и на распухшую от их укусов физиономию травника.
— А меня вот также вот не разукрасят?
— Потерпишь, — буркнул Жуга. — Золтан! Эй! Ну где ты там?
— Иду, — негромко отозвался тот. Веревка задергалась, и в проеме входа показались золтанские сапоги. Маг спрыгнул на карниз и обмотал свисающий конец веревки вокруг камня. Пригнулся: «Что тут?»— и осекся, завидев под самым носом блеск обнаженной стали.
— Ну что, Хагг, поговорим начистоту?
* * *
Карниз был шириной в три шага и выдавался из скалы вершка от силы на четыре. Ни отшатнуться, ни сбежать колдун не смог бы. Меч снова был мечом, прямым, с одним, отточенным как бритва лезвием. Ловушка была расставлена так удачно, что колдун едва не застонал от собственного бессилия. Бертольд, никак не ожидавший такого поворота событий, оторопело таращился на травника. Факел дотлевал на каменном полу. Снаружи быстро темнело. В пещерном полумраке свет и тень причудливо сплетались на лице Жуги, острее прорисовывая скулы, стирая рыжину с взъерошенных волос и пряча выражение глаз. Понять, что он задумал, было невозможно.
— Не двигайся, — голос Жуги был ровным и спокойным. — И руки, руки опусти. Медленно. Вот так. И меч не трожь, ведь знаешь же — я все равно вперед тебя успею.
— Хитер же ты, — сказал волшебник, хмуро усмехнувшись. — Ох и хитер… Не зря тебя прозвали Лисом.
