«Исход колена Синдри, — подтвердил медведь. — Малый народ постепенно уходит на север и дальше. Жаль. Хотя, быть может, это и к лучшему для них».
— А тот старый двараг…
«Это был Севелон».
— Понятно… — Травник потеребил браслет. Камень на нем переливчато мерцал. Медведь поднял голову.
«А ты, что же, все это время был один?»
— А почему ты спрашиваешь?
«Надо».
Травник помолчал и отвел взгляд.
— Нет, — сказал он. — Не все время. Не такой уж я дурак.
ЗАКОН ДЛЯ ДУРАКА
— Nevermore!
Огромный ворон переступил и замер недвижим, полуприкрыв глаза прозрачной пленкой век, как будто бы и не он только что громогласно выкрикнул это странное, неведомо что значащее слово. Народ вокруг загомонил: «Ишь, как раскричался-то…», «Да нешто где так люди говорят?»
— Слыхали? — Горбун осклабился в усмешке и погладил птицу кончиками пальцев. Ворон не шелохнулся, остался сидеть у него на плече. Похоже, шум толпы нисколечко его не волновал. — Мне подарил его один моряк по прозвищу Хью Смоленый.
— Хую? — переспросил с усмешкой рябой, бородатый, богато одетый крестьянин. — Звучит не очень-то прилично! За дело прозвали, или так?
Молодуха, что стояла рядом с ним, прыснула в кулак и, покраснев, закрыла фартуком лицо. В толпе загоготали.
— И чего он, значит, сказал?
— Сказал: «больше никогда».
— А на каком это языке?
— Саксов!
— Эва, куда хватил… А энто где?
— Вон там, — горбун махнул рукой. Толпе, похоже, этого хватило. — Ну что, полюбовались говорящей птичкой? А сейчас — чудо из чудес: наша малышка расскажет любому из вас, кто он есть, кем был, и что его ждет впереди, а чтобы вы не думали, будто мы заранее все разузнали, я ей завяжу глаза вот этой вот повязкой!
В толпе тотчас нашлись желающие проверить, так ли уж плотна предъявленная горбуном тряпица, и после долго тыкались по сторонам с повязкой на глазах под общий хохот поселян. Тем временем из крайнего слева фургончика выбралась невысокая темноволосая девчушка лет пятнадцати, отряхнула от соломы простенькое платье, кивнула с улыбкой горбатому зазывале и с готовностью подставила голову. Полоска черного сукна легла ей на глаза.
— Видели? Вот так, — горбун поворотился к публике. — Ну, кто желает?
Девчонка двинулась по кругу, вытянув руку перед собой. Народ слегка притих.
— Ну, кто? Ну, поселяне, испытайте же судьбу! Мужики вы или нет? Кто первый? С первых денег не берем.
Высокий белобрысый парень протиснулся через толпу.
— Была-не-была! — Он протянул ей руку. — Давай, девка, угадывай.
На несколько мгновений воцарилась тишина.
— Тебя зовут… Миодраг, — сказала негромко девушка. — Ты с юга, из деревни Миловице. Приехал сюда вчера, а дома у тебя жена и двое детей… Два сына. Так?
Лицо у парня вытянулось:
— Так…
— Ты приехал на ярмарку купить себе коня, купил и уезжаешь вечером, сегодня.
— Но…
— Не ходи сегодня вечером обмывать покупку, а не то лишишься кошелька, а может быть, и лошади тоже.
— Спасибо… — ошарашенно пробормотал тот.
— А ну-ка, я! я! — пролез к девчушке бородач. Схватился за руку. — Давай-ка, про меня расскажи. Чего там, а?
Та помедлила, и всем, стоящим рядом, почудилось, как на губах ее промелькнула усмешка.
— Ты — Болеслав по прозвищу Куделя, у тебя лавка в Тырговиште. Приехал ты сюда, сказав жене, что едешь к другу в Марген, а сам три дня не вылезал из тутошней корчмы. А еще ты…
— Жена?! — подбоченясь, визгливо крикнула молодуха. — Ты же вдовцом назвался! Ах ты старый кобель!
Неведомо откуда оказавшаяся в ее руках новенькая хлебная лопата обрушилась крестьянину на голову.
— Да что ты! что! Марица! — отбрыкивался тот, прикрываясь руками под хохот толпы. — Кому ты веришь! Дык…
— Молчи, прохвост!
В толпе захохотали, и рябой крестьянин, посрамленный, поспешил убраться прочь.
В толпе зашевелились.
— Я!
— Мне погадай, дочка.
— Скажи-ка лучше нам, где пиво крепче!
Горбун, ссадив с плеча на жердочку свою черную птицу, двинулся по кругу вслед за девкой с шапкою в руках.
— Праведный праздник для праведных граждан — что отточенный серп для спелых колосьев! Так что — давай, народ! Накопил деньжат, так не жадись! все расскажем, все обскажем! Кто, зачем и почему! Бросай, кому сколько не жаль!
Монетки сыпались потоком. Отказа не было никому.
«Тебя зовут Василиу, ты думал ехать через Хунендар на свадьбу к брату и завернул присмотреть подарок…»
«Ты Йожеф из Кошице. Приехал за вином. Не покупай здесь белое — до дому все равно не довезешь…»
«Ты Николае, пивовар, приехал, чтобы закупиться майским хмелем. Но если твои соседи узнают, что ты разбавляешь пиво…»
«Твое имя Дину, и ты плотогон, а приехал сюда купить платок для своей подружки…»
«А ты… Ты…»
Пауза возникла неожиданно — просто очередная рука легла в ее ладонь, и девчушка вдруг замялась, кусая бледные губы. Помедлив, пробежалась пальцами вверх по этой руке и чуть отпрянула, ощутив колючий холодок браслета на запястье незнакомца.
Народ притих.
— Ты… — Она все медлила. — Ты… — Топнула ногой. — Да скажи же что-нибудь!
Тот поднял рыжую голову — длинные волосы качнулись, стянутые в хвост — и молча посмотрел на девушку.
— Ну! — В голосе ее была почти что осязаемая боль.
— Развяжи глаза, — сказал негромко тот.
И помолчав, добавил:
— Меня зовут Жуга.
* * *
Есть ли в мире место, более странное, чем то, где только что закончилась война?
Навряд ли.
Приметить пестрые палатки, серый полог сдвинутых возов и полосатые шатры увеселительных заведений можно было издалека. Этот небольшой, стихийно возникший на берегу реки рынок невозможно было миновать — до этого места дошла война, и здесь, у трех сожженных деревень нашла наконец свою погибель. Народ медленно, не без опаски возвращался на оставленные ворогом, кому — родные, а кому и новосельные места. Разоренная весенняя земля просила рук. Рабочих рук. Почуяв прибыль, вслед за поселянами вереницей потянулись торговцы и менялы, оставившие войско маркитанты и кабатчики, а следом и остальные — продажные девчонки, вездесущие цыгане, актеры, мелкое ворье, придурки, битые войною инвалиды, и разный прочий глупый сброд. Все это двигалось, крутилось, постепенно разрастаясь, здесь покупали, продавали, ели, пили, развлекались и узнавали свежие новости. Войска османов отступили и исчезли, словно страшный сон. Ополчение отправилось домой. Бояре посмелей погибли, трусливых прогнала война.
