Тот поднял рыжую голову.
— Назвать имена?
— Н-нет, думается мне, что это все равно не поможет. Хотя… Хм…
— А вы-то с чего это взяли?
— А ты еще спрашиваешь? — Бривеллиус гневно сверкнул уцелевшим окуляром. — Или хочешь сказать, что простой хрустальный тест на магический талант может привести к… к…
Маг замешкался и, не найдя от гнева подходящих слов, обвел широким жестом разгромленную комнату:
— Вот к этому?!
На полках с разными бутылками и банками цветного и прозрачного стекла царил хаос. Две полки из пяти и вовсе рухнули, повсюду в полумраке блестели битые осколки. Две толстые пузатые колбы упали прямо на ковер, и гнусное их содержимое, смешавшись, образовало посреди комнаты едкую дымившуюся лужу. Каминная доска дала трещину. Обугленный стол валялся кверху ножками. В углу дотлевал гобелен. В довершение всех бед висевшее под потолком саженное чучело ящерицы, которую маг в начале их беседы горделиво обозвал «крокодилой», оторвалось и теперь висело вниз головой, медленно крутясь и ухмыляясь оскаленной пастью. Из лопнувшего живота зеленой твари клочьями торчала набивка. В разбитое окно то и дело заглядывали любопытные прохожие, косились на поломанную мебель, на лужи на полу, и торопливо шли прочь, от греха подальше.
— Но вы же сами уговорили меня…
— А твоя голова на что?! — Обгорелые усы волшебника сердито встопорщились. — Хм! Можно подумать, что такое с тобой случается впервые!
— Нет, но…
— Ты должен был меня предупредить!
— Но ведь я…
— Подвергать мою лабораторию такому риску! Мое собрание редкостей! Магические смеси! А книги! боже мой, во что ты превратил мои книги!
— Ну, хватит! — Странник почувствовал, что еще немного, и он сам потеряет терпение. — Чего вы разорались? Кто из нас маг, в конце концов?!
— Я, разумеется. — Как ни странно, это соображение в некоторой степени вернуло магу спокойствие. Он поправил битые очки, нагнулся и подобрал с полу осколки хрустального шара. — Хм… Хм… Надо же…
Рыжий странник вздохнул и поскреб левое запястье. На белой коже красноватым кольцом проступил ожог. Злополучный браслет зеленоватого сплава с черным камнем парень теперь предусмотрительно держал в другой руке.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он у волшебника.
— Нет, — сердито отмахнулся тот. — Я вообще жалею, что пригласил тебя в свой дом. Хм… Знаешь, на твоем месте я бы постарался держаться подальше от людей, во избежание неприятностей.
— Это все, что вы мне можете сказать?
— Хм. Все. И скажи этим ротозеям снаружи, что я сегодня больше не принимаю.
— Ну что ж, раз так, тогда прощайте. Спрошу кого-нибудь еще.
И странник двинулся к двери.
Волшебник, кряхтя, поднялся с колен и потер ладонью лоб, пытаясь вспомнить, как назвался рыжий паренек. Не вспомнилось.
— Хм… Хм… Молодой человек!
Тот на мгновенье задержался в дверях.
— Я не человек, — буркнул он, не оборачиваясь.
И вышел вон.
* * *
— Сапоги, башмаки! Продаю, чиню, меняю!
— Кому огурчиков соленых? Последняя кадушка, дешево отдам!
— Ткани! Лучшее в городе сукно! На, посмотри, какое крепкое!
— Эй, дарагой, дай погадаю, всю правду скажу…
— Бритвы правлю, ножницы, ножи точу!
— Гребни! Черепаховые гребни! Зеркальца, шкатулки! Подходи!
На рынке Цурбаагена можно было найти все, что угодно.
В извечной карусели года снова наступило лето. Дни удлиннились, холод долгих и сырых ночей сменился ласковым приморским теплом. Прошли и канули в ничто весенние шторма, в порту чуть ли ни каждый день швартовались корабли; у девяти причалов с утра до вечера кипела добрая рабочая суета — Цурбааген вел торговлю. Со всех сторон, от города и в город шли обозы. Летом городской рынок просыпался рано. Едва всходило солнце, распоряженьем бургомистра открывались лавки, распахивали двери мастерские и склады, разбивали свои палатки торговцы, менялы, гадалки и ремесленники. Нехватки в покупателях не возникало. Вот и сейчас светлоглазый крепко сбитый бородач северянин остановился, привлеченный криками галантерейщика. Торговец, заприметив покупателя, рассыпался в любезностях:
— Чего изволите, господин мореход? Ожерелье? Зеркальце? Шкатулочку? Заколочку? В подарок, или по какой другой надобности?
Викинг молча оглядел прилавок и заложил ладони за пояс.
— Гребни покажи, — сказал он.
— Один момент! Какой желательно? Почаще, пореже? Есть костяные, деревянные, черепаховые… Черный? Белый? С ручкой или без? С резным рисунком, выжженый, простой? Прямой? Изогнутый? Есть вот такие — с зеркальцем. Со стеклышками пожал'те, с жемчугом, с филигранью…
Торговец нырнул в глубину палатки и ловким движением придвинул ближе к викингу высокую стойку с гребешками, ухитряясь одновременно нахваливать свой товар и разглядывать исподтишка светловолосого великана.
А поглядеть было на что.
Пришелец был высок и так широк в плечах, что в тесных рыночных рядах, должно быть, вынужден был пробираться боком. Впрочем, как уже успел заметить купец, дорогу ему уступали быстро и охотно — топор с широким лезвием, торчавший ненавязчиво за поясом варяга, действовал на рыночный народ получше всяких убеждений. Помимо топора мореход носил подвернутые в голенищах высокие морские сапоги, потертые кожаные штаны и мохнатую черную куртку, поверх которой был наброшен алый плащ. Длинные светлые волосы схватывал кожаный шнурок. Широкие, с застарелыми мозолями гребца ладони северянина обстоятельно, без глупого проворства перебирали тонкие пластинки гребешков, и купец, которого сперва одолевали опасения за целостность товара, вздохнул с облегчением.
— Этот, — наконец, выбрал викинг, и прежде чем торговец успел хотя бы рот раскрыть, потянул из общей связки черепаховый, украшеный эмалью гребень.
Веревка лопнула. Гребешки обрушились цветным каскадом, с полдюжины упало на прилавок, кое-что купец успел поймать в полете, остальное оказалось на мостовой. Народ, кто пошустрее, кинулся поднимать. Большую часть упавшего в возникшей суматохе тут же растащили, а то, что удалось собрать, составило чуть больше половины от начального числа.
— Держите! Ах, держите! — кричал купец, раскинув руки и прикрывая лавку, как наседка прикрывает своих цыплят.
Викинг некоторое время постоял молча, посмотрел на гребень в своей руке и полез в кошель.
— Сколько я тебе должен?
Тот принялся было подсчитывать убытки вслух, но звон полновесного серебряного талера прервал стенания галантерейщика на полуслове.
— В расчете?
— Но…
