Теперь аптекарь понял, что первое впечатление его обмануло: юноша был не столь уж высок, как казалось, но странное сочетание худобы и угловатости создавало иллюзию большого роста. Резкие черты лица и шрам на виске слегка старили его; рыжие всклокоченные волосы и пух на подбородке, наоборот — делали моложе. Одежда и чересчур мягкое произношение выдавали в нем южанина, а легкая походка — уроженца гор. Э-э, да он хромает!
«Сколько же ему лет?»— неожиданно для самого себя задумался вдруг Готлиб, и понял, что не сможет пока ответить на этот вопрос.
Он опустился в свое любимое кресло и указал рукой на стул:
— Присаживайся.
— Благодарю. — Гость подошел к камину и протянул руки к огню. — Я тут постою.
Потухшие было угольки вдруг замерцали трепетными язычками, бросая в комнату бледные отсветы. За окном постепенно темнело.
— Огонь ты тоже любишь? — спросил аптекарь.
— Огонь? — тот пожал плечами. — Наверное… А что?
С промокших рукавов его рубашки поднимался пар.
Готлиб уселся поудобнее и вытащил из футляра гусиное перо.
— Ну-с, зачем ты хотел меня видеть?
Парень поднял взгляд.
— Я только вчера пришел в Гаммельн… — сказал он, разминая озябшие пальцы.
— На заработки?
— Нет, по делу. Но денег у меня и вправду нет.
Аптекарь нахмурился:
— А причем же здесь я?
— Вы ведь знахарь?
— Фармациус! — недовольно поправил тот.
— Да… э-ээ… Фар-мацeс, — паренек с трудом повторил незнакомое слово и сбросил на пол слегка подмокший заплечный мешок. — У меня здесь травы. Редкие. С гор. А мне нужны деньги. Вот…
Старик заинтересованно подался вперед.
— Почему ты думаешь, что я их куплю? — спросил он.
Тот пожал плечами и вместо ответа развязал мешок.
На стол высыпались многочисленные свертки, пучки трав и кореньев. Их было столько, что некоторые даже упали на пол.
У Готлиба перехватило дыхание. Если бы из мешка незнакомца хлынул вдруг золотой песок, аптекарь удивился бы меньше: мало того, что это были редкие травы — это были ОЧЕНЬ редкие и вдобавок, прекрасно собранные травы!
Некоторое время он перебирал тонкими старческими пальцами сухую зеленую россыпь, поднося к самому лицу пучок за пучком, и не верил своим глазам. Карагана и бризалис! Бевисса! Адонис! А этот липкий комок… неужели… Горный Воск?!
Пришелец терпеливо ждал ответа.
— Откуда это у вас? — срывающимся голосом спросил аптекарь, невольно переходя на «вы». — Кто вам это дал?!
Тот пожал плечами:
— Я собирал сам.
— Молодой человек, да у вас талант! Кто вас учил?
— Дед Вазах, — хмуро сказал юноша. — Так вы купите их?
Иоганн Готлиб осторожно отложил в сторону связку кореньев и задумался.
— У меня есть другое предложение, — сказал он. — Травы эти я, конечно, куплю, но если ты и вправду так сведущ в этом деле, может, ты согласишься стать на время моим помощником? Скажем, на месяц. Осень — слишком напряженная пора, и сам я не справляюсь — годы уже не те.
— Если так, то сколько вы будете мне платить? — помолчав, спросил тот.
— Ну, — Готлиб откинулся на спинку кресла. — Талер в неделю тебя устроит? Жилье, правда, найдешь сам.
— Согласен, — поколебавшись, ответил тот.
— Что ж, — аптекарь глянул в окно. — Уже стемнело. Ночуй сегодня у меня, вон в той комнате.
— Хорошо, — кивнул юноша и направился к дверям.
Старик нахмурился, что-то мучительно припоминая, и вдруг прищелкнул пальцами:
— Чуть не забыл! Как твое имя?
Тот обернулся.
— Зовите меня Жуга.
— Э-ээ… Шуга? — переспросил аптекарь, — или… Зуга?
Паренек впервые за весь вечер усмехнулся.
— Нет, — сказал он, — просто Жуга. Жу-га.
Дверь за ним закрылась.
* * *
Серое на черном. Черное на сером. Шорохи в ночи.
Пробуждение: вода, вода!!!
Быстро бегом вприпрыжку по холодным камням озябшими лапками — выше выше выше! — сквозь узкий извилистый лаз, где стены щекочут кончики усов запахом мокрой земли — куда теперь? Туда! Неровный камень высоких серых ступеней — здесь тепло — расшатанные доски — здесь недавно кто-то пробегал выше… когда-то…
Пустота, большая-большая пустота! Дышащая темнота запахов — много-много… Здесь кто-то есть — спит — разлито легкое дыхание, ветер холодит мокрую шерстку, в нос попала во… во…
— Чхи!
!!!!!!
Нет, тихо…
Черное на сером неровной горой.
Из угла в угол вдоль стен, из угла в угол — туда, откуда вкусный запах гречки. Поддается с легким треском под натиском острых зубов мягкая ткань.
Сухой шорох крупы, и сразу — скрип над головой…
!!!!!!
Скорее прочь! ско…
Спящий повернулся на другой бок, хмыкнув недоуменно: странный сон!
Легкая серая тень метнулась в угол, нырнула в щель меж двух покоробленных досок. Послышался мягкий дробный топоток, и все стихло.
На сером полу, возле разодранной котомки чернела ровной горкой рассыпанная крупа.
* * *
Утро следующего дня выдалось неожиданно теплым и солнечным. Умытый дождем, город уже не казался таким мрачным, как вчера, сиял белеными стенами ладных двухэтажных домов, водил хороводы красных черепичных крыш, увенчанных фигурной чудью кованых флюгеров, и даже серые камни мостовой, казалось, стали чище и ровнее. Повеселевшие жители высыпали на улицы, спешили по своим делам. Хозяйки распахивали окна, проветривали толстые полосатые тюфяки. В прозрачном воздухе метелью кружился пух.
Узкие улочки Гаммельна сплетались в каменную сеть, пересекались и сходились под самыми немыслимыми углами, часто заканчиваясь тупиками, и по прошествии трех часов Жуга окончательно заблудился. Он оплошал с самого начала, взяв за ориентир тонкий, царапающий небо шпиль, долго кружил по городу, надеясь выйти к ратуше, и лишь когда дома расступились широкой площадью, понял, что ошибся: прямо перед ним, заслоняя прочие здания, высилась черная громада собора.
— Вот незадача…
Жуга остановился и огляделся.
Собор был единственным строением на площади. Угловатый, острый, словно рыбья кость, он подавлял своим непонятным, вывернутым наизнанку величием. Малое рядом с ним казалось ничтожным, большое — болезненно раздутым. Взирая на мир сквозь узкие провалы стрельчатых окон, он стоял здесь, словно монах-аскет в черной рясе, сурово сжав каменные челюсти балконов, воздев к небу сухой указующий перст ребристого шпиля.
