Мальчик, успокоенный, откинулся на подушки.
— Только ты посиди со мной… — попросил он. — Ты не уходи.
— Я здесь, — она улыбнулась. — Я рядом.
Он долго лежал без сна, испуганно вздрагивая всякий раз, когда снаружи особенно громко бухало, но вскоре глаза его против воли начали слипаться, он зевнул раз, другой, улыбнулся и вскоре засопел, уснув. Мать еще посидела у кровати, затем осторожно высвободила свою руку из цепких детских пальцев и подошла к окну. Сдвинула занавеску и долго смотрела, как бьют раз за разом в вершину старой башни слепящие стрелы молний — прямо в огонь маяка. Вздохнула, перекрестясь, сняла щипцами нагар со свечи и снова было взялась за рукоделье, но работа не шла.
Она родилась в этом городе и прожила здесь всю жизнь, но никогда не доводилось ей видеть ничего подобного.
Ей было по-настоящему страшно.
И сотни других мужчин и женщин в Галлене вздыхали, молились, ждали и не могли дождаться, когда же, ну когда настанет утро…
* * *
Был день. Настоящий, солнечный и почти безветренный — из тех ласкающих душу дней, что случаются иногда посреди зимы, хотя до весны еще далеко. Жители Галлена открывали окна и двери, недоверчиво косились на небо — но нет, ни единое облачко не нарушало хрупкую чистую синеву до самого солнца, и море искрилось мелкими блестками, сменивши гнев на милость. Волны лениво набегали на берег, вороша песок и гальку, и с тихим шорохом откатывались обратно. Ожил и загомонил сперва робко, а затем — в полную силу притихший в ненастье рыбный рынок, а на берегу уже расправляли свои сети рыбаки, и мало кто заметил исчезновенье двух ганзейских кораблей — ушли, мол, и ушли, и бог с ними.
Обрывистый каменный нос далеко выдавался в море, скрывая и город, и порт, и даже — башню маяка. Голые скалы сменились обширными травянистыми пустошами, кустарником и чахлым редколесьем. На одной такой плоской бесснежной вершине холма сидели двое — рыжий парень в полушубке и с посохом в руках и девушка, одетая в мужские штаны и зеленую куртку. Слышался негромкий разговор.
— Яльмар корабль покупать надумал. Знаешь?
— Знаю, — паренек кивнул рыжей головой, — он мне уже хвастался. Сторговал чуть ли не за полцены какой-то кнорр, или как там его… С собой звал, да я отказался — не по душе мне море. Мне бы лес да горы, а если уж вода — так мне и озера хватит.
— Бр-р… — девчонку передернуло. — Не люблю леса. Все время кажется, будто кто-то за тобой следит из-за деревьев.
— А я наоборот — не понимаю, что ты в море находишь.
— Ты здесь летом не был. Вот где красота-то! Море теплое, ласковое; выйдешь поутру, посмотришь и душа не нарадуется — до чего ж хорошо!
— Может, еще когда побываю, — вздохнул тот и посмотрел на свою собеседницу. — А ты куда теперь? Или в город вернешься?
— Вернусь, — кивнула та.
— А жить где? Хотя, постой… — Паренек нахмурил лоб. — Та лачуга, где мы приютились… Неужто, твой прежний дом? Ну, конечно! — он хлопнул себя по лбу. — А я-то голову ломал, откуда там и дрова, и вода, и одеяла… Ну, останешься ты, а дальше что?
Девушка пожала плечами.
— Попробую еще раз.
— Еще раз… что? Уж не Веридиса ли вернуть?
— Да. Не смотри на меня так. Я теперь сильнее и, наверное, умнее, чем была.
— Ты гонишься за мечтой. Может, даже — за несбыточной.
— Я знаю, — негромко ответила та и вздохнула. — Но это лучше, чем вообще не знать, о чем мечтаешь… — Она вдруг встрепенулась. — Скажи-ка, Жуга. В тот раз, помнишь, ты говорил, что трижды открывал Дверь… Для кого?
— Всякое бывало. Не хочется вспоминать сейчас.
— Ну все таки. Хотя бы в первый раз для кого?
— Для себя.
Девушка закусила губу и потупила взор.
— Значит, ты… тоже побывал там? — Жуга не ответил. — Ну, а потом?
— Потом — для друга, но то вообще другая история. А в третий раз… Мне бабка-травница помогла. Мальчонку мы одного вернули, да только вот сама она заместо него ушла… Вот такое вот… — Он сжал до хруста пальцы и умолк. — Не надо бы тебе за это дело браться. Раз обожглась — и хватит. Вдругорядь так не повезет.
— Я буду осторожной. Обещаю.
Некоторое время лишь ветер да шелест прибоя нарушали тишину. Наконец Жуга поднял голову.
— Зерги…
— Что?
— Я хочу быть с тобой, — сказал он. — Ты знаешь, я давно хотел сказать… Не знаю…
— Не надо, Жуга.
— Почему?
— Все ушло. Это был сон. Забудь, не вспоминай об этом. Так будет легче и тебе, и мне.
— Мне будет трудно тебя забыть.
Та пожала плечами.
— Не забывай.
— Мне больно будет вспоминать.
— Не вспоминай.
— Но я так не могу! Тебя послушать, так все — проще некуда, а я все никак не научусь прощаться с теми, кого любил… Прости.
— Незачем просить прощенья: это я дура, всех запутала — и себя, и тебя тоже… А все оказалось не так. Я все еще люблю его.
— Как мне вернуть тебя?
— Заколдуй меня, — предложила та. Серые глаза смотрели прямо и серьезно, почти просительно. — Приворожи. Ведь ты можешь.
Тот помотал головой:
— Это будет нечестно.
— Зато просто и легко. Ты же знаешь мое имя. Или, все таки, нет?
— Знаю, — Жуга кивнул и улыбнулся грустно. — Знаю, Алина. Чтобы вернуть человека, всегда надо знать его истинное имя.
Зерги прищурилась в лукавой усмешке.
— Ты ошибся всего на одну букву.
— Да? Неужели? — Жуга склонил голову набок и придвинулся поближе. — Сказать, на какую, или не надо?
— Ну и хитрила же ты! — Зерги рассмеялась и замахнулась рукой в притворном гневе. Жуга поймал кулак на полпути, и оба, сцепившись, с хохотом и визгом покатились вниз по склону — небо и земля закружили в безумной карусели — и остановились только возле самой воды; сели, отряхиваясь и отплевываясь, продирая залепленные снегом глаза.
— Дурило гороховое! — буркнула Зерги, выскребая из-за шиворота мокрый снег.
— Ну так, с кем поведешься…
— Ну тебя! Смех один с тобой…
— Хорошо, хоть не слезы, — он вздохнул и улыбнулся. — Грустная у нас с тобой вышла история. С несчастливым концом.
— Только в сказке все хорошо кончается. В жизни веселого мало. Каждый ребенок, едва родился, а уже плачет. Хоть бы один засмеялся… — Зерги придвинулась ближе, взъерошила рукой его рыжие волосы. Холодные пальцы тронули шрам на виске. Жуга молчал, глядя девушке в глаза. — Глупый, глупый маленький лисенок… — Она улыбнулась. — Что тебя тянет? Куда ты идешь? Что за мечты тебя влекут?
