Яльмар в ответ на это только рассмеялся.
Ветер им благоприятствовал. Воспользовавшись этим обстоятельством, мореходы обогнули с востока самый большой из Оркнейских островов и к вечеру бросили якорь у берегов Стронсея. Остров был холмистый, с белыми проплешинами запорошенных снегом лугов и редкими колками леса. Гавань оказалась мелкой, но с пологим дном, удобная для скандинавских кораблей. При появлении корабля на берег высыпали люди, большей частью вооружённые и весьма решительно настроенные, но когда Яльмар сумел докричаться до них сквозь свист ветра, тишина на берегу сменилась радостными криками. Вскоре кнорр объединёнными усилиями уже вытащили на берег, мореходы принялись сгружать на землю тюки и ящики, а братья сдавили друг друга в объятиях. Торкель оказался похож на Яльмара — такой же сильный и светловолосый, только был чуть плотнее и шире его в плечах. Оседлая жизнь мало на нём отразилась, разве что живот заметно выпирал вперёд.
— Давненько тебя не было, давненько! — гудел он, хлопая Яльмара по спине. — С чем приплыл? Надолго?
— По пути зашли. Мы на запад плывём, в Исландию.
— В Исландию? — тот поднял бровь, потом нахмурился. — Не поздновато ли? А впрочем, это ты у нас моряк, тебе видней. Когда ты только наконец остепенишься?
— Моя жена ещё не родилась. А дымные очаги и тёплые постели — это не для мужчин.
Ответил Яльмар весело, однако глаза его были грустны. Травник огляделся. Хозяйство у Яльмарова брата было, видимо, большое: вокруг крутились дети Торкеля — два старших сына и дочь. Девчушке было лет двенадцать, сыновья же помаленьку подбирались к двадцати. Старший — Ульф — то и дело косился на Яльмара, глаза его светились обожанием и неприкрытой завистью. Крестьяне и другие люди оказались не рабы, но керлы — у них не было своей земли и потому они работали по найму. Чуть позже появилась и жена хозяина, Свайнхильда — женщина лет сорока с открытым и простым лицом. Жуга нашёл её симпатичной.
Торкель меж тем хохотнул и хлопнул брата по плечу.
— А ты, я гляжу, всё такой же! Давно уже пора понять, что воевать да плавать хорошо по молодости, а настоящее богатство человека — земля и скот.
— Попозже. Вот разживусь деньгами, и тогда…
— Ну, ладно, ладно, — снисходительно кивнул тот и с любопытством оглядел Жугу и Тила.
Неожиданно от корабля донёсся женский визг, а вслед за тем ребячьи крики. Люди бросились врассыпную. Жуга обернулся и успел увидеть, как Рик неуклюже спрыгнул с корабля и прошлёпал по воде на берег. Вылез, отряхнулся, огляделся с недоумением и направился к Тилу. А в следующий миг на берегу возникли гномы, и началась уже настоящая паника.
— Один! — вскрикнул Яльмар, хлопая себя по лбу, — Я ж совсем забыл предупредить: это наш ручной дракон. Да спрячь ты меч, Торкель, он никого не тронет. У тебя найдётся для него подходящее место?
Онемевший от изумления Торкель сумел только кивнуть.
— А ну, перестаньте орать! — выкрикнул он слугам и домочадцам. — Дракона что ль не видели? Берите всё, тащите всё в дом, накрывайте на стол. Праздновать будем!
Два гнома подошли до Торкеля засвидетельствовать своё почтение и были встречены благосклонным кивком. Для того, кто первый раз видит дракона и дварагов, Торкель держался удивительно спокойно. Травнику подумалось, что здесь, вероятно, не последнюю роль сыграли рассказы Яльмара. Однако малышня по-прежнему цеплялась за своих мамаш и тёток. Стремясь загладить неприятный эпизод, Яльмар порылся в сумке, вытащил кусок желтоватого сахара и расколол его в ладони пополам. Большую часть куска он отдал ребятишкам, которые мгновенно всё слопали и теперь ходили за ним следом и таращили глаза, ожидая добавки.
Дом Торкеля — большой и длинный как амбар, со скатом кровли до земли, похож был чем-то на ладью, которую перевернули кверху дном, а вдоль бортов насыпали земли и проложили дёрном. Места в нём хватило всем. Досчатые перегородки отгораживали комнаты, кладовки, закутки, в большом помещении стояли лавки и высокие, но узкие столы из цельных трёхдюймовых досок. Вдоль стен светились плошки с жиром, прямо на полу горел очаг. Дым выходил в дыру под потолком и маленькие тёмные окошки, немного щипало глаза, но зато было тепло. Все уже оправились после появления дракошки, пришли в себя. Испуг прошёл, царила нервная весёлая суета. Туда-сюда носились викинги, крестьяне, керлы, дети керлов, женщины, собаки. Ребятишки что помладше, взвизгивая и смеясь, столпились возле Рика чтоб потрогать и погладить, и занимались этим делом, пока женщины не разогнали их подзатыльниками. Из стойла приволокли овцу, выкатили бочонок пива, и вскоре над углями уже брызгала жиром баранья нога. Викинги располагались возле очага, кто на скамейках, а кто прямо на полу, на разбросанных овечьих шкурах, смеялись, зубоскалили, таращились на женщин. Стряхивали снег с одежд, снимали сапоги. Дым, запахи еды и сохнущих портянок смешались в кислую спираль, было жарко, даже душно, но выходить на холод уже не хотелось. Жуга уселся в стороне, благодарно кивнул, когда хозяйка протянула ему корявый рог с пивом, и с наслаждением откинулся к бревенчатой стене, подставляя теплу босые ноги. После целой недели в море было невыразимо приятно снова оказаться в тепле.
Постепенно суета улеглась. Двери перестали хлопать, народ помаленьку перебирался к столу. Всем места не хватило, кто хотел, брал свою миску и усаживался на пол. Еда была простецкой, но обильной и горячей. Без всяких церемоний викинги за обе щёки уплетали ячменный хлеб и варёную баранину, ломтями нарезали сыр, твёрдые, словно бы набитые верёвками колбасы из конины, и окорока. Особый восторг вызвал копчёный лосось, отдали должное и пиву. То и дело раздавались похвалы хозяйке. Торкель с Яльмаром сидели во главе стола, уже изрядно захмелевшие, в углу горой громоздились привезённые подарки — бочонок мёду, зеркала, стеклянные бокалы, штуки толстого добротного сукна и чушки сырого железа.
Осторожно перешагивая через сидящих и лежащих на полу людей, до травника добрался Вильям и опустился рядом. Огляделся, ища где повесить лютню, ничего не отыскал и положил её с собою рядом. Брезгливо покосился на рог с пивом в руках у травника, который не мыли, должно быть, с той поры, как отпилили его у быка. Поскрёб под мышками, поморщился — в тепле оживали не только люди, но и блохи.
— И как они живут здесь, в этаком свинарнике?
Жуга невозмутимо дожевал остатки каши и облизал свою тарелку. Вытер бороду и губы рукавом, швырнул в огонь баранью кость и усмехнулся.
— Молись, чтобы Торкель тебя не услышал, — сказал он и потянулся. — Не умеешь ты уют ценить, Вильям. По мне так большего не надо. Нет ничего лучше, если за окном непогода, а у тебя горит очаг и есть чего поесть и с кем поговорить. Думаешь, в Исландии будет лучше?
— Нет, но…
— Ну и молчи. А лучше б спел чего, порадовал хозяев за гостеприимство.
Однако с предложением своим травник запоздал — викинги и сами уже дозрели до песен. Пели громко, по-норвежски и без музыки, в куплете умолкали, слушая того, кто запевал, а припев подхватывали вразнобой, грохоча об стол рогами и пивными кружками. Спели о странствиях Тора Отважного, потом о Валиване и про плавание Торира Собаки за идолом из золота в страну восточных дикарей. Потом девчонка лет тринадцати с раскосыми глазами — дочка керла Гудмунда, краснея и смущаясь, спела песенку про Иддан Хармунг и была встречена восторженными воплями, а после Рой надул свою волынку и уже никто не вспомнил про Вильяма. Бард с облегчением вздохнул, взял себе ещё хлеба с мёдом и откинулся на шкуры.
