— Я понял, в чём твоя беда, — торжественно сказал викинг во время одной такой остановки. — Ты слишком много думаешь.
— Вот как? — Жуга остановился перевести дух и рассмеялся. — Да… Не знал, что всё так просто. А с чего ты это взял?
— Зря смеёшься. Не зря же в Изречениях Высокого об этом сказано:
Человек неразумный ночами не спит себя мыслями мучит.
Утро приходит — усталым встаёт, а заботы всё те же.
— Ну что, узнаёшь себя?
«А ведь пожалуй он прав, — подумал травник, глядя на широкоплечую фигуру викинга. — Уж если кому-то сейчас и спокойно, так это ему. Он не тревожится, не мечется, а просто делает то, что считает нужным. Мне бы так… Нет, в самом деле, это он играет за ладью, а не его корабль, так же, как и Хальгрим играл за ладью чёрных. Странно. Я как-то не задумывался над тем, как нам с ним повезло».
— Эй, ты о чём опять задумался? — тем временем снова окликнул его варяг.
— Так, — уклончиво ответил тот. — О хорошем. О плохом. О том, что с нами происходит.
— И чего больше?
— Что? — не понял тот.
— Чего больше, спрашиваю? Хорошего или плохого?
Жуга вздохнул.
— Плохого больше. Мы идём в никуда. Переходим реку и сжигаем мост. Вспахиваем поле и бросаем нашу мёртвую лошадь на земле. Ума не приложу, чем всё это может кончиться.
Яльмар некоторое время размышлял на ходу, кивая головой.
— Не бери в голову, — сказал он наконец. — Это всегда так бывает, особенно под конец. А счастливых концов всё равно не бывает.
— Почему?
— Потому что концов не бывает вообще. Вообще ничего никогда не кончается. Кончится одна дорога, начнётся другая. А если уж встать на неё и идти, так вперёд. И как бы плохо ни было в пути, помни, что всегда есть тот, кому сейчас ещё хуже.
Травник фыркнул.
— Это значит только то, что есть кто-то, кому хуже всех!
— Ха! Если б он такой был только один! Кто скажет, кто знает, сколько народу открывает последние двери каждое мгновение? Вот им, наверное, на самом деле плохо.
— Но ведь и мы когда-нибудь окажемся на их месте.
— Да, — вздохнул варяг. — Ты прав, зашиби меня Мьёльнир, тысячу раз прав. Но зато тогда ты точно можешь быть уверен, что хуже уже не будет!
Оба переглянулись, не выдержали и расхохотались.
Желтоватый отблеск медленно приближался и вскоре в темноте проступили очертания приземистого, распластанного по земле строения. Это была небольшая, если не сказать — маленькая хибара, притулившаяся в ложбине меж трёх невысоких холмов. Стены её были сложены из камня и корявых брёвен плавника, утеплённого снаружи толстыми пластами дёрна. Из отверстия в крыше вился дым, тотчас же уносимый ветром. Жуге в который раз за эти двое суток подумалось, что она всё-таки слишком мала для восьми человек… Или девяти.
А точней сказать — для пяти человек, дракона, эльфа и двух гномов.
И думалось там действительно плохо.
Минуло две недели с той поры, как Яльмаров корабль ошвартовался у Исландских берегов, найдя приют в скалистой бухте Эскифьордюр (Жуга, как ни пытался, так и не смог правильно это выговорить. Норвежцы же спокойно и невозмутимо сыпали подобными названиями, рассуждая меж собой, где в это время года будет удобнее остановиться, и вскоре у травника голова пошла кругом от всех этих «Сейдисфьордюр», «Нескейпстадюр», «Кнаппаведлир», «Рейвархёбн» и «Брюнхоульскиркья»). В итоге мореходы приютились в большом доме на ферме у какого-то очередного дальнего Яльмарова родича по имени Сакнус. Это был ещё не старый, жилистый мужчина, носатый, рукастый, долговязый как весло и совершенно не похожий на Яльмара, но тем не менее встретивший его очень радушно. Дерево удалось сбыть исключительно удачно — как нарочно два-три окрестных фермера вовремя не подсуетились этим летом с починкой жилья, и теперь едва не устроили свалку, перебивая друг у друга столь удачно подвернувшийся товар. Часть брёвен с удовольствием приобрёл сам Сакнус, а ещё часть Яльмар придержал на всякий случай. По поводу удачных сделок было сварено и выпито много пива, спето много песен и принесена в жертву Тору тощая лошадь, и в итоге за всеми этими делами Жуга не сразу раскачал варяга что-то там искать. К тому же все расспросы о таинственном Драконовом ключе не дали ничего, и лишь на шестой день кого-то из домашних Сакнуса вдруг осенило, что это вполне может быть большой горячий гейзер, который бьёт, не замерзая, у вулканов где-то на южном плато. Далее выяснилось, что гейзеров там было множество, но лишь один — самый большой так и назывался — Гейзер.
Теперь Жуга и Тил были совершенно уверены, что речь в предсказании канатоходца шла именно о нём. Дело было за малым — скорее отправиться в путь. Но, как назло, к концу недели мореходов внезапно подкосили кашель и простуда. Слегли почти все. Телли и обоих гномов болезнь не тронула, но из экипажа кнорра на ногах остались только Яльмар, Хансен и сам травник. Жуга ходил по дому мрачный, грыз чеснок, поил больных отваром трав и разведённым уксусом, но помогало это мало. Излечились только Хельг и, как ни странно, Вильям. А ещё через день Тил, не менее угрюмый, чем сам травник, сообщил ему, что шкура у дракона стала роговеть в тепле ещё быстрее и почти совсем заскорузла. Так Рик мог и вовсе никогда не полететь.
Поразмыслив, Телли и Жуга решили более не медлить и выходить в поход на днях. О том, чтобы взять кнорр, и речи не было, добираться решили по суше. Яльмар заявил, что они оба наверняка сумасшедшие, и тотчас вызвался идти с ними, поскольку им явно требуется постоянный присмотр. Спорить с ним никто не стал, и все трое тут же стали собираться в дорогу. Оба гнома с Хансеном впридачу тоже не захотели оставаться. Жуга не стал их отговаривать — их помощь очень даже могла пригодиться. Последним к их походу в качестве проводника присоединился младший сын фермера — четырнадцатилетний любознательный мальчишка по имени Арне. Парень напросился сам, отец его сперва артачился, но после, заручившись словом Яльмара, махнул рукой и согласился. Видимо, к подобным чудачествам сына он давно привык.
— Всё равно ведь дома не усидит, — сказал он. — Потом ведь надо же ему когда-нибудь взрослеть!
Именно тогда он и принёс в жертву Тору старую лошадь, и на следующий день маленький отряд вышел в путь. Сакнус неожиданно расщедрился и дал им с собой в дорогу пару низкорослых вьючных лошадей мышастой масти с белой гривой, очень смирных и, как показали следующие дни, таких же выносливых.
— Сакнус — Человек Закона, — пояснил Яльмар. — Его слова имеют вес на тинге. Здесь ему привыкли доверять.
Яльмар первый обнаружил, что за ними увязался кто-то ещё. Ни слова никому не говоря, на второй день варяг намеренно отстал, притаился за скалой и вскоре выволок к костру упирающегося барда. Возвращаться Вильям отказался наотрез, тем более, что и провизию пришлось бы разделить. Разгорелся спор: брать Вильяма с собой или прогнать, в итоге травник плюнул и махнул на всё рукой. Так путешественников стало восемь, если не считать Рика.
