— М?
— Он здесь, — Жуга провёл языком по губам, ощутил горьковатую свежесть морозного утра и вдохнул прерывисто и глубоко. — Я чувствую его. Он где-то здесь.
Он посмотрел наверх. Луна и солнце спорили на небе. Странный край…
— Ты думаешь… что это он? Тот, другой?
— Не знаю, — дёрнулось плечо. — Не знаю. Просто чувствую.
— Что именно?
— Горят огни. Тени в глазах… и вой — где-то глубоко, глубоко внутри… подо мной… как будто плавится душа. Иначе он не может. Это как… — на мгновение Жуга задумался, подыскивая подходящее сравнение, и закончил:
— Это — как весь мир в одном глазу.
— Что он чувствует?
— Страх.
— А ещё?
— Ему больно.
— А ещё?
Травник поднял взгляд.
— Он ждёт.
* * *
Шаг.
Ещё шаг.
Размеренность движения на позволяла мыслям течь свободно, подчиняясь ритму перехода. Море было тихим и спокойным, в небесах светило солнце, но не высоко. На снег ложились тени. Лёд и битый сланец покрывали берега. Кое-где проглядывала жухлая трава и мшистые зелёные кочки. С ребристых козырьков подтаявших прибрежных снежников сочились медленные капельки воды. Подошвы меховых сапог скользили: шаг, снова шаг, чёрное поле — белое поле. Недавний шторм прогрыз неровные проплешины земли в сплошном покрове снега, казалось, вся Исландия вдруг стала как одна гигантская игральная доска.
И сверху на доске — четыре маленьких фигурки: высокая мужская, две ребячьи и ещё одна — четвероногая, большая, золотистая.
Дракошка замыкал процессию, вертя хвостом и с любопытством поглядывая по сторонам; его когти, уже порядком затвердевшие, с хрустом крошили застывшую глину. Когда варяг оборачивался, Рик дружелюбно лез ему под руку ласкаться, что совершенно не подходило к его свирепой зубастой морде. Всякий раз от этого проявления дружелюбия Яльмару становилось не по себе; он мужественно трепал дракона за загривок и невольно прибавлял шагу. Гладкая шкура дракона была холодна.
Варяг не любил ходить пешком. Не то чтобы он уставал или страдал от жары, просто — не любил. Пусть даже Арне оказался прав, и погода в самом деле исправилась. Над головой синело небо с редкими мазками облаков. День ещё только перевалил за середину, однако горизонт на западе уже светился розовым — зимою солнце здесь не поднималось высоко. Яльмар, однако, так и не решился снять свою меховую куртку: ветер, хоть и тёплый, пробирал насквозь. К тому же опыт подсказывал, что куртка на плечах — это одежда, а куртка за плечами — это совсем другое, это уже поклажа. А поклажи и без этого хватало. Глаза заливал пот. Пеший ход разогревал, мешок с припасами тянул к земле. Впрочем, как философски размышлял варяг, лучше париться, чем мёрзнуть.
День клонился к вечеру, а Тил и Арне шли и шли вперёд. И в общем, были правы — устраивать привал перед закатом не имело никакого смысла. Чуть-чуть тревожила варяга тишина. Конечно, было не до разговоров, но Тил, казалось, не хотел ни о чём говорить, да и Арне, несмотря на свою жадную до новых знаний душу, тоже отличался прямо-таки нездоровой замкнутостью. Так они и шли в молчании, остановившись только днём на полчаса перекусить лепёшками и вяленой бараниной. Полоски чуть солоноватого подвяленного мяса (мировецкая закуска под тёмное пивко) всухую вызывали только раздражение и вязли на зубах. Кусок не лез в горло. В животе у викинга урчало, Яльмар то и дело ловил себя на мысли, что ждёт не дождётся полновесного, нормального привала с ночевой, обедом и костром.
В очередной раз повернули за какую-то скалу. Арне остановился в основании глубокой балки, огляделся, подошёл к огромной, засыпанной снегом коряге, которую волны когда-то выбросили на берег, и пнул её ногой. Плюнул на снег. Повернулся.
— Здесь остановимся, — он сбросил мешок и расправил плечи.
— Так не темно ж ещё, — сказал Яльмар. — Дорогу ж видно.
— Лучше места не найти, — спокойно возразил ему тот. — Дров много, и от ветра есть где укрыться. Домов тут всё равно нет.
Больше возражать варяг не стал, молча вытащил из-за плеча топор и принялся рубить корягу на дрова.
Темнота упала быстро. Сумерки сменились ночью так, словно задули светильник, на небе высыпали звёзды. Запылал костёр. Единственный на всю компанию котелок оставили в землянке — надо было в чём-то готовить отвар для раненого гнома. Арне размочил в кожаном ведре полоски мяса и теперь поджаривал их на раскалённом плоском камне. Камень уже дважды треснул. Дрова дымили, парились, стреляли искрами. Из дырочек, проточенных в колоде червячками и личинками, толчками пузырилась пена. После нескольких, с трудом проглоченных кусков аппетит у всех троих пропал. Распаковали спальные меха. Яльмар разомлел от близости огня и теперь лениво наблюдал за тем, как Тил снимает башмаки.
Яльмар никогда не видел, что за ноги у эльфёнка: предложенные Сакнусом меховые сапоги тот отказался взять. Яльмар ожидал увидеть что угодно — копыто, перепонки между пальцами или вообще — шесть пальцев на ноге, но ноги у мальчишки оказались самые обычные, быть может, разве чуть поуже, нежели у других. Норвег задумчиво поднял голову, натолкнулся на пристальный взгляд его чёрных глаз и торопливо отвёл взгляд.
Молчание действовало на варяга уже как-то совсем нехорошо — Яльмар нервничал. Хотелось встать и отойти, побыть с собой наедине, подумать. Это было странно. Теперь варяг, пожалуй, понимал, зачем Жуга всё время уходил от шумных сборищ. «Один и Фрея, — подумал он, — я становлюсь таким же, как он… Думаю наверное много. Скоро тоже вот с ума свихнусь». Он встал, стараясь не глядеть в глаза двоим мальчишкам, глухо буркнул в бороду: «Пройдусь», скорее, для себя, чем для них, и медленно направился вдоль берега — подумать, справить малую нужду, да и вообще побыть наедине. Дракошка поднял голову, меланхолично провожая его взглядом, медленно зевнул и снова положил её на скрещенные лапы. Крылья Рика острыми и кожистыми складками торчали в стороны.
Осторожно, стараясь не наступать на скользкие камни, Яльмар перебрался через низкий длинный холм и здесь, в ложбине совершил свои нужды. Морские волны плескались возле самых ног, пологий берег был покрыт сплошной ледовой коркой. Варяг немного отошёл назад, набрал пригоршню снега и растёр лицо. Стряхнул с ладоней стаявшую влагу, и после долго стоял у самой кромки воды, глядя на уснувший океан. Горбушка матовой луны купалась в сизых облаках.
— Яльмар.
Тот вздрогнул и обернулся.
Эльфийские шаги были неслышны и легки, немудрено, что викинг не услышал Телли, прежде чем тот не подошёл к нему вплотную.
— Чего тебе? — немного раздражённо и потому — громче обычного спросил норвег и закашлялся.
Мальчишка медлил с ответом, ожидая, пока кашель смолкнет. Его тонкие белые волосы резко выделялись в темноте. Неверный, серебристый свет луны подчёркивал кошачьи скулы, мелким отблеском кружил в его глазах. Варяг моргнул. Взгляд эльфа завораживал и вместе с тем пугал; невозможно было определить, узки зрачки в его глазах, расширены, или же их там нет вообще.
