Ты слушаешь?
* * *
— Нелепость, — сказал Хансен. — Нелепость, авантюра и глупость.
— Снайфедльс, — словно бы и не слыша его, задумчиво повторил Жуга, — Снайфедльс… Это далеко?
— Пешком — далеко, — Орге опустошил вторую миску с кашей, громко рыгнул и вытер губы рукавом. — Это потухший вулкан. На нашем языке мы называем его Кара-юзин — «Чёрный клык». Там дом серых гномов.
— Зачем они ему?
— Ашедук мечтает возродить былое величие нашего народа, мечтает о Великом Царстве. Он думает, что такие вещи, как доска и твой меч способны придать вес его словам.
— А они способны?
— А никто не знает. Хиши — очень древнее колено гномов, откололось так давно, что даже старики не помнят. Огонь земли здесь залегает неглубоко, это их и привлекло. Ты всё ещё хочешь идти за ним?
— Хочу, — кивнул Жуга.
— Упорный ты, Лис. Упорный… Как втемяшится тебе чего-нибудь в башку, хрен выколотишь после. Не ходил бы ты. Не надо.
— Не отговаривай, всё равно пойду. Жаль только, оружия нет.
Хансен вынул из-за пояса свой нож и молча протянул его травнику рукояткой вперёд.
— Мой топор поблизости валяться должен, — сказал Орге, сосредоточенно укутываясь в одеяло. — Помню, что тащил его, а после где-то потерял. Найдём, если поискать.
Травник помотал головой.
— Нож, топор — всё это ерунда, — сказал он. — Против этого меча с таким оружием не выстоять. Ты сам это знаешь.
— Оно, конечно, так, — согласился Орге. — Да только всё равно ведь тебя не отговоришь. Пойду с тобой.
— Ну уж нет! — вскинулся тот. — Вот этого не надо. Раненого я не потащу.
В ответ на это Орге лишь презрительно фыркнул:
— Подумаешь, башку сотряс.
— Скажи спасибо, что вообще не потерял! Вон, у тебя до сих пор глаза в разные стороны смотрят.
— К завтрему пройдёт, — беспечно отмахнулся тот. — Голова — кость, там болеть нечему. А вот тебе нельзя идти туда одному. Заблудишься в пещерах и пропадёшь.
— Это тебе, с твоей разбитой черепушкой нельзя туда идти! — огрызнулся травник. — Ни одному, ни скопом.
— Ты не понимаешь! — гневно парировал маленький гном. — Это мой долг мести, это мой umbar, и я этого так не оставлю.
Хансен задумчиво переводил взгляд с одного на другого. Покачал головой.
— Так мы ни к чему не придём.
— А нам и не надо ни к чему приходить, — сказал Жуга. — Я ухожу. Вы остаётесь.
— Нам всем нельзя идти, — спокойным голосом подытожил Хансен.
Травник лишь устало махнул рукой и умолк. Некоторое время в хижине царила тишина, прерываемая только треском дров. Жуга по очереди оглядел Хансена и Орге. Лица у обоих были непроницаемо серьёзны.
— Ладно, — буркнул он, — чёрт с вами. Выходим завтра.
— Всё равно это глупость, — не преминул вставить Хансен.
— Ну так и нечего тогда тащиться за мной! Как будто если глупость делают трое вместо одного, она перестаёт быть глупостью… Давайте спать. Если уж мы решили идти, то надо отдохнуть перед дорогой.
— Дельная мысль, — заметил гном и, первым подавая пример, накрылся с головой одеялом и отвернулся к стене. — Только не вздумайте уйти и бросить меня здесь, — глухо донеслось из-под одеяла. — Предупреждаю: сон у меня чуткий.
Вскоре он захрапел.
Приятели подбросили дров в огонь и тоже стали укладываться спать. Однако сон не шёл. Через некоторое время Жуга уселся, потянулся за водой. Напился, собрал волосы в горсть, да так и задумался о чём-то с флягой в руке. Хансен некоторое время неодобрительно глядел на него, потом тоже сел.
— Идёшь вразнос, Жуга, — с тревогой в голосе сказал он. — Расшатываешь себя, как гвоздь в доске. Далеко ль до беды.
— Хансен, перестань, — отмахнулся тот. — Без доски нам не выиграть, а меч… Мне без него нельзя. — Он снова отхлебнул воды. — Пока нельзя.
— Это безрассудство, Лис. Безрассудство и гибель.
— Насрать, — травник плюнул в костёр.
— Терпение — вот чего тебе не хватает, — вздохнул Хансен. — Помнишь наш разговор на скале? Ты ещё спросил, когда же мы начнём учёбу. Уже в то время мне это было ясно, и я просил тебя не торопиться. Смотреть на волны — это тоже надо уметь.
— Смотреть на волны, — пробормотал Жуга. — Да…
Из-под одеяла торчала косматая, со вздувшимся рубцом макушка маленького гнома. Травник некоторое время задумчиво созерцал её, потом перевёл взгляд на валявшуюся рядом миску из-под каши и усмехнулся.
— Нет, ты только посмотри, — сказал он. — Ещё позавчера этот двараг лежал пластом и дышал через раз, а сегодня каши стрескал целый котелок. Если б сам не видел, в жизни б не поверил.
— Vis mediatrix naturae, — невозмутимо пожав плечами, сказал Хансен и тут же, не дожидаясь вопроса, перевёл: — «Целительная сила природы». Хотя немного полечиться ему бы не мешало. Три дня полного поста не красят человека. То есть, я хотел сказать — гнома.
— Что верно, то верно… Однако же, какой рубец! Хоть рашпилем его скобли.
Он помолчал, потеребил отросшую рыжую бороду. Потряс головой.
— И как же это я его не раскусил?
— Кого?
— Ашедука. Думал, если он мне доверился, то он мне друг, и опять перепутал откровенность с честностью. Ведь знал же, что нельзя им доверять! Гнилой они всё-таки народец, эти гномы. Прокати по столу золотой — верный способ проснутся с ножом в брюхе.
— Этот меч, — спросил вдруг Хансен, — почему он так опасен?
— Он не то, чтобы опасен, — рассеянно ответил Жуга, — он просто — оружие. Очень хорошее оружие. Жаль было б потерять. А уж кому он служит — дело десятое. Это Золтан подстроил, чтобы он попал ко мне. А началось всё года полтора тому назад, когда в корчме в Маргене зарезали боярского сынка. Тогда же я и с Орге познакомился.
— Расскажи.
— Да долго.
— Всё равно рассказывай, я должен знать.
В молчании Хансен выслушал рассказ о том, как меч попал к травнику, и как они вместе с Золтаном и Бертольдом Шварцем подорвали цитадель дварагов, а точней — плотину в этой цитадели.
— Ах, так это, стало быть, и есть тот самый Хриз, — пробормотал он. — Золтан говорил мне об этом, но я не думала… не думал, что это был ты. Чёрт, оказывается, я многого не знала… То есть — не знал.
— Да брось ты извиняться, — отмахнулся травник. — Я давно уже не замечаю твоих оговорок.
— Но при других-то мне нельзя ошибаться. А скажи-ка, та девушка — Линора, кажется — что связывало вас?
— Вряд ли тебе нужно это знать. Хотя… какая разница теперь?
