— Увидим. Есть один мальчишка в Дании, он любит меня слушать, и может быть, я некоторое время буду приходить к нему рассказывать истории. А может быть, и нет. Грядут иные времена. На трон взойдёт другой король, вновь запылают грязные костры, война прокатится по городам, ячмень осыплется под ветром и брат пойдёт на брата. Голод и страх поднимут народ на борьбу.
— Война… — устало повторил Жуга. Провёл ладонью по лицу. — Опять война.
— Увы, Лис, так заведено.
— Когда это случится?
— Не очень скоро, — уклончиво ответил тот. — Несколько лет мирной жизни вам ещё отмеряно, так что цените их. Особенно ты, Лис.
— Почему? — пристально глядя ему в глаза, спросил Жуга. — Почему я, Олле?
— Вильям вернётся в Лондон, где построит свой театр, как задумывал. Яльмар будет плавать, как и прежде. Гном уйдёт в свои пещеры. Кстати, зрение к нему вернётся… А ты… Волшебные мечи не зря меняют своих владельцев. Вот что ты, к примеру, собираешься делать, когда вернёшься в город?
— Жить. Лечить людей.
— А для чего сделан меч?
Взгляд травника сделался растерянным.
— Яд и пламя… — проговорил он. — Я об этом не подумал.
— То-то и оно, что не подумал. Пока есть битвы и сраженья, меч с тобой. Пока с тобою меч, есть битвы и сраженья. Одно не ходит без другого.
— Так что ж мне, бросить Хриз? Пусть ищет нового хозяина?
— И как ты думаешь, кого он после этого найдёт? — усмехнулся Олле. — Вот так-то, дорогуша.
— Не называй меня «дорогуша».
— Хорошо, лапочка, не буду.
— Не называй меня лапочкой!!! — рявкнул Жуга, побагровев. Девчушка беспокойно зашевелилась на лежанке, но не проснулась. Жуга осекся и умолк.
— Ага, — глубокомысленно сказал циркач. — Ага… Значит, и «лапочка» нельзя?
— Нет.
— А «душка»?
— Нет!
— А «симпапусик»?
— Нет!!!
— А «Фридрих»?
Травник поперхнулся, будто его стукнули по голове, и ошарашенно заморгал.
— Почему Фридрих? — наконец осторожно спросил он.
— А что, хорошее имя. У моего приятеля собаку звали Фридрих.
Некоторое время травник молчал.
— К чему ты клонишь, Олле? — наконец проговорил он. — Я не понимаю.
— Не понимаешь? Странно. Сам ты бесишься, когда тебя зовут не теми именами. А её, — он указал на девочку, — всё время называешь как попало. Так может, хватит, а? Что тебе стоит с твоим даром угадать её имя? Давай же, ну!
— Ну хватит, — оборвал его Жуга, покраснев до корней волос. — Хватит, я всё понял. Не дурак. Наверное, ты прав, я попробую. А всё-таки, ехидина же ты! Нет чтоб по-простому объяснить.
— А по-простому неинтересно. Поторопись, она сейчас проснётся.
— Знаю. Замолчи.
Жуга несколько раз глубоко вздохнул так, что заныл шрам на боку, закрыл глаза, сосредоточился и соскользнул во тьму, в чёрный котёл без дна и крышки, туда, где в сумраке небытия рождались сны, слова и имена, туда, где спятивший циркач плясал свой танец на канате, натянутом над океаном снов, туда, где из осколков чёрного льда выложено слово «вечность» — во глубину той бездны, что облюбовали для себя драконы, чтобы видеть свои Драконовы Сны.
* * *
Обрыв.
Провал.
Скольженье в темноте.
В сознании сквозило, мысли разбегались, стоило огромного труда сосредоточить взгляд. Тёмные фигуры. Огоньки. Вуаль тумана вдалеке. Жуга медленно двигался мимо чужих сознаний и мыслей, мимо шороха пустых или наоборот — ужасно важных слов, мимо пугающей и великой прекрасности молчания.
«Оглянись! Оглянись!» Фигура циркача скользила рядом. Длинное лицо смеялось.
«Помнишь меня?»
Даже здесь канатоходец оставался верен себе. Жуга хотел рассердиться на него — и не сумел: впервые он был не один, впервые у него здесь был попутчик. И терять его ужасно не хотелось.
«Что ты здесь делаешь?»
«Что, что… — хихикнул тот. — Живу я здесь. Иди за мной!» Как зонтики под мышками у Олле вдруг раскрылись два крыла, худое тело вытянулось, запестрело ромбами. Циркач, похожий на громадную неряшливую птицу, заскользил вперёд, туда, где в пелене тумана проступали очертания тёмной грани бытия и матово мерцали огоньки. Травник подавил желание сжаться в комок, сосредточился и, замирая от собственной смелости, последовал за ним.
Догнал.
«Где мы Олле? Что здесь?»
Олле оглянулся.
«Ты не знаешь?»
«Я бывал здесь, но откуда же мне знать? Что это за место?»
«Бездна, Лис. Гинунгагап. Первоисточник. Грань. Драконьи Сны».
«Здесь обитают сны?»
«Не только. Сделай шаг, и телом тоже будешь здесь. Здесь переход, и мы летим, и нет преград, пока все спят, пока мы снимся. Но берегись: здесь есть свои левиафаны и кракены, свои акулы и нарвалы. Только зазеваешься — съедят. Ты видишь эти искорки на грани? Вон те шарики огня? То сны людей. Они способны лишь ходить по краю и боятся оторваться: их пугает глубина. Но рано или поздно им придётся оторваться и уйти. И где-то среди них та девочка. Ищи её, пока она во сне, ищи. Зелёным светят женщины, мужчины — красным».
«Смеёшься? Я не различаю цвета».
«Ах, да… Тогда прислушайся к звучанью, и поймёшь. Не бойся, будь смелей, Лисёнок. Ощути всю силу Снов Дракона. Имя здесь. Оно другое. Не похоже на все прежние; не Кай, не Герта и не Хансен…»
«Где? Какое? Где?»
«Ты должен сам найти. Нельзя всю жизнь ходить по краю, если знаешь, как летать. Это нечестно. Угадывай».
Травник двигался, летел, кружился вдоль спирали времени, вглядывался в пляшущие перед глазами огоньки и чувствовал, как вверх, к затылку поднимается колючий холодок понимания.
Здесь были устье и исток. Но не только. Здесь была дверь, грань, и сны людей лишь чуточку касались этой стороны.
Жуга угадывал здесь имена и черпал силы для заклятий. Аннабель угадывала будущее. Вильям выискивал сюжеты своих пиес.
Канатоходец Олле жил и странствовал в безумье снов. Высокие эльфы прокладывали пути для своих белых кораблей.
Боги пользовались ею, чтобы уйти навсегда.
И лишь драконы здесь отваживалсь играть.
Не существовало никаких Ключей Дракона. Рик сам был Ключом.
Жуга и Олле, Олле и Жуга. Две тени в стране снов.
Чью спальню осеняли ныне два крыла? Кому приснился в эту ночь кошмар? Кто видел сладкий сон?
Кто умер навсегда?
Цепочка ярких блёсток уходила в темноту.
