Рудольф не ответил.
— Молчишь? — травник криво усмехнулся. — Ну тогда я скажу: индийская конопля, афганский хаш, опийный мак…
— Не надо, — поморщился тот.
— Чёрный гашиш…
— Хватит, я сказал! — кулак старьёвщика обрушился на стол. Деревянная кружка подпрыгнула и повалилась на бок, выплеснув остатки пива. — Хватит…
Кровь медленно оттекала от его лица. Рудольф попробовал затянуться, обнаружил, что трубка погасла, выкатил из камина уголёк и дрожащими пальцами попытался прикурить. С третьей или четвёртой попытки это ему удалось. Травник смотрел на него внимательно и грустно.
— Это не тот дым, Рудольф, — сказал он.
— Знаю, — огрызнулся тот. — Не ковыряй старые раны, Жуга. Я давно уже заплатил свои долги.
— Работа у меня такая — в ранах ковыряться, — Жуга бесцельно подвигал меч, лежащий на столе, наполовину вытащил его из ножен и вложил обратно, Рудольф успел заметить лишь странный сероватый металл клинка и тоненькие нити гравировки. — А твои долги, — травник указал на высохшие пятна крови на своей рубахе: — вот твои долги. Скажи, — он помолчал, — ты вёл какие-то дела с Вальтером из «Красного петуха»?
— Да. Мы втроём заправляли всем.
— Кто был третьим?
— Рик ван дер Линден. Ты его не знаешь.
— И как вы называли свой товар промеж себя? «Солома»?
— Да.
— Понятно…
— Что ты собрался делать?
— Лучше, если ты не будешь знать, — уклончиво ответил тот. — Послушай, Рудольф. Может статься, что я уже не вернусь. Дай мне слово, что не выгонишь мальчишку и дракона. Хотя бы, пока не кончится зима.
— А ты поверишь мне?
— Нет. Но это неважно. Важнее, чтоб ты сам себе поверил. И ещё. Постарайтесь ничего не трогать из того, что… принадлежало некогда Эйнару. Особенно вон ту дос… Яд и пламя! — Жуга вскочил и метнулся к камину. Обернулся к Рудольфу. — Кто их сюда составил?
Старьёвщик встал посмотреть, но в этом не было нужды — Жуга уже стащил с каминной полки круглую, с инкрустацией дощечку и водрузил её на стол. Рудольф не сразу понял причину его беспокойства — на его взгляд ничего особенного не произошло, просто пять резных фигурок, найденных недавно травником, теперь стояли здесь, на шестиугольниках мозаики.
— Должно быть, Телли постарался, — хмыкнул Рудольф. Коснулся одной из фигурок — ладьи и попробовал её поднять. Та сидела, как влитая. — Гм… Странно. — Он приподнял всю доску. — Приклеил он их, что ли?
— Не трогай, — Жуга взъерошил волосы рукой и закусил губу. Сам попытался сдвинуть хоть одну фигурку. Безуспешно. — Чертовщина какая-то… — он нахмурился. — Ладно. Потом разберёмся.
— Кстати, я давно хотел с тобой о нём поговорить.
— О Телли?
— Да. Со странностями парнишка. Взять хотя бы этого его дракона. Тил говорит, что Рик вылупился прошлой весной, и явно врёт — драконы так быстро не растут. Потом, он совершенно не помнит, где жил до войны. Сколько, по-твоему, ему лет?
— Понятия не имею, — покачал головой Жуга. — Двенадцать?
— На вид можно дать двенадцать. Возьмём для верности одиннадцать. Не могут же пропасть в никуда десять лет жизни! Хотя, конечно всякое бывает… Ни ты, ни я не знаем, что он пережил в войну. А память у него здоровская.
— Да, схватывает он всё на лету, — задумчиво подтвердил травник. — Так и кажется, что не учится, а… вспоминает?
Они посмотрели друг на друга.
— Гм, — сказал Рудольф.
— Однако, — сказал Жуга, — этак мы с тобою далеко зайдём. Чёрт, как башка трещит…
— Может, всё-таки выпьешь?
— Нет. — Он встал и подобрал свой меч. — Сегодня мне понадобится трезвая голова. Значит, так. Скажи парнишке, чтоб до моего возвращения ничего не трогал. И сам остерегись.
— Ты же сказал, что не вернёшься…
Травник поднял взгляд:
— Я сказал: «Быть может, не вернусь».
Три сестры
— Бывают ли люди без страстей?
— Бывают.
Дао
Первым делом Жуга направился на рынок.
Сколько всего человек в округе занимались обменом денег, травнику было неведомо, но в таком торговом городе как Лисс подобный промысел приносил немалую выгоду. В банки и ломбарды Жуга заглядывать не стал, не без оснований опасаясь шумихи, сам же он лично знал только четверых менял и надеялся, что этого хватит. Один из них — Гельмут Ценкер, приземистый, плечистый, больше похожий на грузчика мужчина лет сорока, обосновался в нише возле рынка. Среди его клиентов было множество приезжих и Гельмут без зазрения совести брал за размен завышенный процент. Травника это вполне устраивало, тем более, что несколько недель тому назад он излечил его от острого приступа радикулита — обычной болезни уличных торговцев.
— День добрый, Гельмут.
Меняла поднял взгляд.
— А, Лис! — он осклабился в улыбке, — привет. Ты ко мне? Какие проблемы?
Жуга достал из кошеля монету:
— Встречались тебе такие деньги?
Гельмут покрутил в пальцах тусклый серебряный семиугольник, куснул его с профессиональной сноровкой и повернул к свету, рассматривая рельеф. Прищурился.
— Хм… Необычная форма. Откуда это у тебя?
— Стало быть, не попадались, — отметил про себя Жуга. — Во сколько ты её оценишь?
— Хочешь обменять? — Гельмут уронил монетку на стол перед собой, прислушиваясь к звону, удовлетворённо кивнул и положил её на чашку маленьких весов. — Хм, так-так… пять унций… пополам… три пишем, два в уме… хм… хм… — он почеркался мелом на дощечке, отложил её в сторонку. — Дам двенадцать менок с вычетом полушки за услуги. Идёт?
Травник поднял бровь:
— Так много? Что-то больно дёшево берёшь. Сменил расценки?
— Обижаешь! Для нужных людей у меня скидка. Так как? Меняешь?
Жуга помедлил и достал ещё одну монету.
— У меня к тебе будет необычная просьба, — сказал он.
Гельмут заинтересованно подался вперёд.
— Выкладывай.
— Не сегодня, так завтра появятся люди, которые захотят их разменять. Попробуй выловить монеты. Их и вот эти, — травник выложил на стол перед менялой семиугольный медяк. — Давай завышенную цену, не торгуйся. Сколько ты поимел бы с этого серебренника? Только честно.
Тот поколебался.
— Два гроша.
— Получишь три, я обещаю. Если даже не смогу всё сразу оплатить, буду лечить тебя бесплатно. Если получится, спроси у других менял и откупи. Да, вот ещё что: до темноты зайди ко мне и захвати с собою всё, что наменял. Поверь мне, это очень важно. Гораздо важнее, чем ты думаешь.
