— Чего ты там прилип? — сказал вдруг он. — Задёрни полог.
Телли вздрогнул от неожиданности и тут же подчинился.
У Арнольда была одна странная черта — он никогда не заговаривал первым. То есть, конечно, заговаривал, но происходило это очень кратко, односложно и всегда по существу. Расплачивался ли он с торговцами на рынке, заказывал обед в корчме или просто рассуждал о чём-нибудь, всякий раз у его собеседника возникало чувство, будто бы Арнольд отвечает на какой-то, ещё не заданный им же, этим собеседником, вопрос. Причём, этот самый вопрос ему ну совершенно не хотелось задавать ни до, ни после. Похоже было, что одна лишь Нора чувствовала себя свободно рядом с силачом, да и та порой робела. Первые дни с циркачами Тил просто терялся, когда Арнольд с ним заговаривал, однако пообвыкнув, с удивлением обнаружил, что такой стиль общения Арнольду вполне подходит, иначе с этакой громадиной вообще никто бы не рискнул заговорить.
Тил опустился на лежанку рядом с печкой, пощупал дырку от зуба, вздохнул и поплотнее завернулся в одеяло. Прислонился спиной к мерно вздымающемуся и опадавшему драконьему боку и некоторое время молча смотрел на огонь, потом перевёл взгляд на спящих циркачей.
Нора спала тихо и безмятежно, лишь чуть подрагивали веки, да временами шевелились руки, поправляя одеяло. Во сне она казалась младше, чем была. По смуглому её лицу бродили тени, она порою хмурилась, но всякий раз неясная тревога проходила стороной, гонимая усталостью мирного сна. Тил смотрел на неё долго, пока вдруг не поймал себя на мысли, что боится эту странную девушку не меньше, чем Арнольда-силача, но почему — не смог себе ответить. Вдруг показалось, что она следит за ним из-под прикрытых век. Если бы она сейчас, открыв глаза, вдруг улыбнулась ему, Телли, наверное, закричал бы. У Норы была странная улыбка.
Очень странная.
Проказник Олле был во сне такой же беспокойный, как и в жизни — спал, разметавшись как морская звезда, и то и дело поворачивался с боку на бок. Узкие ладони всё время двигались: одеяло у него было коротким, и если прикрывало ноги — мёрзла голова и наоборот. Он и на людях носил всё то же разноцветное трико, не делая различий между жизнью и подмостками. Соломенноволосый, узколицый, гибкий как ящерица, он выглядел немногим старше Телли, но у него уже сломался голос и пробивалась борода. Из вороха цветастых тряпок, наваленных у Олле в изголовье, торчали ручки двух жонглёрских зонтиков — иногда он использовал их вместо шеста, чтоб ходить по канату. У них была своя история. Один зонтик был пошит из ярких лоскутков, другой был тёмным, и Олле утверждал, что если ему хочется сегодня видеть сны, он пользуется пёстрым зонтиком, а если просто отдохнуть, то — чёрным. Вилли посмеивался над этой его причудой, частенько предлагая ему положить в изголовье оба зонтика сразу и посмотреть, что получится, и даже придумал ему прозвище — Смотритель Снов. Олле не обижался.
Вилли спал на боку, приоткрыв по-детски рот и положив под голову ладони. Красноватые отблески огня падали на его высокий лоб и прямые, отпущенные по последней моде волосы. Лицо его было странно хрупким и красивым, даже во сне храня какое-то мечтательное выражение; по тонким губам скользила улыбка. Тил многое бы дал, чтоб посмотреть, что там ему такое снится. На гвоздике, вбитом в опору шатра, заботливо обёрнутая в кожаный чехол, висела его лютня.
Тил вздохнул и перевёл взгляд на силача — тот расколол в щепу дубовый чурбачок и теперь выстругивал стрелы для арбалета.
— Арнольд, — позвал он. Тот поднял голову, и замер, ожидая вопроса. — Расскажи, как вы встретились.
Арнольд помедлил.
— Кто? — спросил он наконец.
— Ну, — Тил неловко указал рукой на спящих. — Ты, Нора… Все вы.
— Обычно встретились, — великан пожал плечами и вернулся к своей работе. Нож с тихим шорохом заскользил по дереву. — Примерно год тому назад. После войны податься было некуда, времени много, а сидеть на месте не люблю. Я встретил Нору в Цурбаагене, она туда забрела по делам. Это она придумала научить меня жонглировать. Она уже тогда многое умела, а я только на спор железки гнул… — Арнольд задумался и после паузы продолжил: — Олле — местный, он из Локерена. Из ихней труппы в войну никто не уцелел, вот он и прибился к нам. А Вильям — тот откуда-то с островов. Он умный, даже писать умеет. Сам стихи сочиняет и эти… как его… пиесы, вот и решил попутешествовать. Да он сам тебе потом расскажет, спроси его, он любит поболтать. Песенки поёт… Народу нравится.
Рудольф пришёл в полночь, совершенно неожиданно — полог у входа вдруг откинулся, обрушив вниз поток воды, и в шатёр проникла тёмная сутулая фигура. Арнольд шагнул было ему навстречу, но тут же сел обратно, услышав тихий шёпот старика:
— Тише, тише… Это я.
Он успокаивающе поднял руку. На нём был тёплый плащ с островерхим, отороченным мехом капюшоном, делавший его совершенно неузнаваемым. В руках Рудольф сжимал тяжёлый посох с круглым набалдашником — не столько для опоры, сколько ради обороны.
Телли кинулся к нему:
— Где ты был?
— Неважно, — старик уселся на лежак, отбросил капюшон и протянул ладони к печке. — Ни к чему тебе об этом знать, — он огляделся. — Зря вы не уехали в ту ночь.
— Не получилось, — грустно кивнул Телли. — У всех ворот искали Рика и меня. Я заходил к тебе, но не застал. Там заперто.
Рудольф помолчал, затем полез за пазуху.
— Я вот чего пришёл, — сказал он, разворачивая какую-то тряпку. — Из города вам теперь так просто не уйти. Хольц всюду понаставил своих шестёрок. Тебя, Арнольд, они не видели, но скоро сложат два и два. Их ты драконьей чучелой не обманешь.
— Откуда ты знаешь про чучело? — опешил Арнольд.
— Оттуда, — хмыкнул тот.
Некоторое время все молчали.
— Ну и что ты предлагаешь? — нахмурился силач. — Лезть через стену? Летать эта тварь не умеет, хоть и с крыльями. Не на верёвке же его спускать…
Рудольф развернул свёрток. Зашуршал пергамент.
— Лисс не всегда был городом, — проговорил он, — ему от силы века полтора. Когда-то здесь стояла крепость барона Гумберта дю Ле Шардэ, очень древняя, потом её разрушили — он, вроде, был не в ладах с кем-то из графов Фландрских, а впрочем, я не помню. Вот, посмотрите сюда. Телли, дай огня. Вот, видите? Раньше селиться за пределами ограды было запрещено. Когда потом отстраивали стену, ею обнесли уже весь посад, добавили башен и получился город.
— Ну и что? — недоумённо косясь на выцветший рисунок, спросил Арнольд.
— Здесь должен быть подземный ход.
— С чего ты это взял?
— Его не может не быть, — сказал Рудольф. — В замках всегда устраивали подземные ходы. О нём писал Рене Блееккер, его упоминали в своих балладах Вальтер фон дер Фогельвейде и Найдхард фон Ройенталь. Он был, без всякого сомненья, был. Когда-то я пытался прибрать его к рукам, чтобы возить товар в обход ворот, но мне не хватило времени как следует порыться под башнями.
