— Знаю.
— Послушай, Линора, — травник отодвинулся от воды и со щелчком сложил в ладони бритву, — чего ты хочешь? Ты не захотела идти со мной, когда это мне было нужно, так зачем теперь весь этот разговор?
— Я не уходила! Это ты ушёл! — Нора поджала губы. — Что мне было делать? Что?
— Я же объяснил тебе…
— Я слышала твои объяснения! — фыркнула та. — Чушь и чепуха! Мог бы придумать причину получше! Он, видите ли, ушёл искать себя! А обо мне ты подумал? Сначала я и вправду ждала, а потом подумала: чего ради? Он шляется, бог знает где и с кем, а я — сиди, как дура?! Тебе не понять, как это больно и обидно — всё время гадать: вернётся — не вернётся? Я решила жить без тебя, я научилась этому, нашла новых друзей, и вот, когда я уже почти забыла всё, вдруг снова появляешься ты, и всё начинается с начала! Из-за этого мальчишки, из-за этого дракона… из-за тебя я потеряла всё…
— Всё?! — вскинулся травник. В голосе его было столько удивления, что Нора поперхнулась и умолкла. — Ты потеряла? Фургон, полудохлая кляча и блохастый ворох старых шкур — это и есть твоё «всё»?
Девушка молчала.
— Я тоже много потерял, — продолжил он после паузы, — дом в городе, работу и полгода жизни, не говоря уж о тебе, но я и не думаю винить в том тебя или мальчишку. Так что, давай не будем хвастаться друг перед другом своими… потерями. Дракон — это совсем не то, что ты думаешь. Да и Телли, пожалуй, тоже.
— Вы все безумны, — медленно сказала Нора, — ты и твой Телли со своим драконом. А теперь и Арнольд с Вильямом с ума двинулись. Из-за вас Олле погиб, а вам всё равно — как будто бы не человека убили, а куклу в балагане!
— Олле? — травник нахмурился. — Олле — не кукла. Помяни моё слово, он ещё доставит нам хлопот.
Линора с подозреньем покосилась на Жугу.
— Олле… доставит… Что ты имеешь в виду?
— Потом объясню, — уклончиво ответил тот.
И умолк.
Волосы травника выбились из-под ремешка, на худом загорелом лице лихорадочно блестели глаза. Сейчас, с торчащими вихрами недобритых рыжих бакенбардов он ещё больше походил на злого и рассерженного лиса. Не хватало только пары острых ушек на макушке.
— Я вернулся за тобой, — проговорил он. — Я искал тебя и не нашёл. Потом мне сказали, что ты нашла себе другого. Знаешь, я уже привык, что меня всё время предают. Мне только хотелось спросить тебя, почему ты так поступила со мной, а потом один умный человек сказал мне: «Не спрашивай у женщин, почему».
— Узнаю Золтана, — хмыкнула та.
— Четыре месяца — не столь большой срок, — проигнорировав реплику Норы, продолжал Жуга, — но тебе его хватило, чтоб меня забыть. Но я всё равно искал тебя. Я впал в какое-то исступленье. Знаешь, наверное тебе повезло, что я тогда тебя не встретил. Я хотел понять, что произошло, но я, должно быть, потерял разум. Я хотел превратить твою жизнь в кошмар, стать твоим… твоим личным чудовищем, которое преследовало бы тебя и только тебя, всегда и везде.
— Почему? — тихо спросила она.
— Потому что любовь — это не только право, но и обязанность, потому что должна быть на этом свете хоть какая-то справедливость. Потому что нельзя вымогать то, что даётся даром! — рявкнул травник и тут же почувствовал, что в горячке хватил через край — девушка сжалась, словно от удара, лицо её помрачнело. — И даже если ты заставила себя забыть, — закончил он, — тебе придётся — рано или поздно — вспомнить всё.
Травник поморщился и посмотрел на зажатую в кулаке бритву, вздохнул, смочил водой засохшую коросту мыла на щеках и снова принялся за бритьё. Линоре почему-то подумалось, что щека под бородой, там, где была щетина, будет белая, но когда Жуга закончил бриться, она поняла, что ошиблась — загар на лицо лёг задолго до того, как борода успела отрасти.
— Где ты успел так загореть?
Травник ответил не сразу, а когда ответил, голос его звучал уже спокойно и почти безразлично.
— Там, где я был, время текло медленно. Там только солнце, горячий ветер и песок… песок… — он потряс головой. — Целое море песка. Временами мне казалось, будто я попал внутрь огромных песочных часов. Я сходил с ума по ночам в ожидании завтра, а когда оно наступало, становилось ещё тяжелее. Но постепенно всё ушло.
— Я видел, как пески стирают города и скалы, — продолжал он, — и внутри у меня тоже что-то стиралось. Ты говоришь, что тебе было больно? Мне тоже было больно, но со временем я понял, что есть вещи, поважнее, чем боль. А после и боль тоже стёрлась. И не осталось ничего. И вот тогда — как будто спала пелена — я обнаружил, что происходит что-то странное. Это всё не случайно, здесь чувствуется чей-то умысел. И сейчас я пытаюсь понять, чей.
— Зачем ты мне всё это говоришь?
— Затем, что надо что-то делать, а что — не знаю. Но ничего не делать тоже нельзя. Мы никуда не идём, нас что-то захватило и несёт.
— Кого?
— Ну, Телли, Вильяма, меня… Арнольда.
— И меня тоже?
Жуга помедлил.
— Тебя — не знаю. Но за всем этим что-то стоит. Или кто-то. И я не остановлюсь, пока не загляну ему в глаза.
— А я… Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?
— Может быть. — Он повернулся к ней. — Расскажи мне о Телли.
— О Телли? — глаза девушки удивлённо расширились. — Но я же ничего о нём не знаю! Это мне надо бы спросить у тебя, откуда он и кто…
— Откуда он взялся, — перебил её Жуга, — он и сам не может вспомнить. Это не то, что мне нужно. Скажи мне, что ты о нём думаешь. Какой он?
— Ну… — Линора наморщила лоб. — Телли, он… он… — она перевела взгляд на травника, запнулась и вдруг совершенно неожиданно закончила: — Весёлый.
— Весёлый?! — брови травника полезли вверх. — Не сказал бы. Ты уверена?
— Ну, да. Нахальный такой, что ли…
— Проказник?
— Нет, не проказник, — Нора покачала головой. — Он был проказником, пока…
— Пока — что?
— Пока — не забыл.
Оба посмотрели друг на друга и отвели глаза.
— Хм. Значит, весёлый… Интересно, — пробормотал Жуга. — Он говорит, что ты хотела учить его бросать дротики. Это правда?
— Он перебил нить у яблока, — Нора нерешительно покусала губу, потом тряхнула головой, прочь прогоняя все свои сомнения, и продолжила: — Я уверена, что это не случайно. Он знал, куда бросает. Это то… то самое. Ну, ты знаешь. Потом так хорошо у него уже не получалось, но тогда… Он словно перенял моё умение. Такому нельзя научиться. Я чувствовала… это. Знаешь, у меня просто сердце замерло.
— Я понял, что ты хотела сказать. Может, ты ещё что-нибудь заметила?
— Нет. Пожалуй, нет… Хотя постой. Он двигается как-то странно. Будто вывернутый.
