Дракончик потупился и послушно затрусил к фургону.
Толстуха, подобрав юбки, полезла в повозку.
— Эй, уважаемый, — Арнольд потряс лежащего за плечо. — Очнись. Никто тебя мучить не собирается.
— А? Что? — испуганный глаз осторожно выглянул меж сдвинутых ладоней. — Вы кто? — крестьянин сел и огляделся. — Что это было? — перевёл взгляд на Арнольда. — Что вам надо?
Жуга и Нора тем временем пытались привести в себя Вильяма. Бард приходить в чувство не желал и лишь мычал что-то неразборчивое. Берет с него свалился в грязь, на лбу набухала здоровенная шишка.
— Боевая тётка! — с уважением признал Жуга. — Это же надо, как приложила… Подай-ка сюда мой мешок, Ли.
— Так значит… — крестьянин медленно переводил взгляд с одного на другого. — Это ваш дракон?
— Наш, наш, — сказал Арнольд. — Почти ручной. Так мы тут посидим у вас?
— А… э…
— Вот и хорошо, — он обернулся. — Нора, эй! Тащите рифмача к костру, пока он там совсем не околел.
* * *
Семейство фермера, как выяснилось вскоре, было родом из-под Тилта. Фермера звали Иоганн, жену его — Эрна. Хозяйка, несмотря на грозный вид и внушительные размеры, оказалась женщиной вполне приличной и в глубине души даже доброй и заботливой, хоть и держала мужа своего в ежовых рукавицах. Муж, впрочем, особо и не возражал. Продав осенний урожай, семейство возвращалось с ярмарки и продвигалось в Лисс. Из леса вскоре выбрался их сын — как выяснилось, тоже собиравший хворост, но Рика, по счастью, не встретивший. Мальчишке было лет десять, и удался он явно в мать — был толстый и розовощёкий, с голубыми умными глазами, и на отца почти не походил. Сперва он тоже чуть не задал стрекача при виде незнакомцев и дракона, но тут вмешался Телли, и вскоре они уже оба в компании Рика отправились в лес за хворостом. Вернулись они, оживлённо болтая, а следом, пятясь, выполз Рик, таща в зубах огромную сухую валежину. Если до этого отец семейства ещё глядел на гостей с опаской, то теперь совсем оттаял.
Арнольд засучил рукава и занялся дровами, и вскоре костёр запылал вовсю. Эрна, призвав на помощь Нору, взялась напечь на всех лепёшек; фермер поглядел на жену, поскрёб в затылке и полез в мешки. К общему столу добавились копчёные свиные рёбрышки и слегка надрезанный внушительный круг сыра. Напоследок Иоганн выкатил бочонок, в котором ещё что-то плескалось.
— О, знатная штука! — Арнольд подбросил на ладони сырный круг и отломил себе кусочек. Понюхал с видом знатока, положил на язык и расплылся в блаженной улыбке. — Почём брал?
— Вообще-то, ни почём, — зарделся тот. — У меня сыроварня, я сам им торгую. Так, правда, по малости. Больше для души.
Арнольд поперхнулся.
— Да ты в своём уме? Это ж золотое дно!
— Думаешь?
— Конечно!
И оба с ходу углубились в тонкости сырных дел и откупорили бочонок. Как выяснилось вскоре, оба оказались великими знатоками и любителями сыров, и Телли забеспокоился: Арнольд был парень будь здоров, но этот тощий оказался тоже не дурак пожрать. Под разговор и пиво сыр исчезал с пугающей скоростью. Тил поспешил утащить и себе кусочек, пока эти двое не съели всё, и с ним расположился у костра.
— Тьфу, окаянный, опять за своё! — с досадой вымолвила Эрна. — Весь дом своим сыром провонял.
— А что, вы сыр не любите? — спросил Вильям.
— Да надоел уже. Добро бы — покупать по малости, но у себя варить… И дочка, вон, от этой сырности всё время кашляет.
Вильям угрюмо сидел у костра и кивал, прижимая ко лбу медную кастрюлю, любезно одолженную Эрной. Берет рифмача превратился в грязный засохший блин, носить его было решительно невозможно, и Вилли по совету Норы спрятал его в мешок.
— Вы уж простите, господин певун, что я вас этого… того… оглоблей-то по кумполу, — продолжала Эрна. — Сами понимаете — места глухие, люди разные встречаются. Вы, между прочим, тоже хороши — припёрлись и давай орать. Дочку, вон, напугали.
Жуга поднял голову:
— А что с дочкой?
— Да кашляет она и бледная с лица, а к осени и вовсе слегла, не знаю, что и думать. Вот, наторговали денег, едем в Лиссбург. Там, говорят, один такой лекарь есть, говорят, большой умелец, и говорят, берёт недорого. Мне свекровь говорила. Прозывается он, помнится ещё, как-то не по-людски — чего-то там насчёт соломы.
Жуга помрачнел.
— Знаю его, — сказал он. — А только нет его там.
— Как нет? — насторожилась та. — А куда ж он делся-то?
— Уехал, говорят.
— Как так уехал? Врёшь, поди… Что ж делать-то теперь?
Жуга вздохнул, уселся и потянул к себе мешок.
— Вот что. Позволь-ка, я на неё взгляну. Может, чего и присоветую.
— Ещё чего задумал — девку щупать! Да ты умеешь ли?
Вильям прыснул, но тут же прикрылся кастрюлей и очень удачно притворился, что закашлялся. Травник тоже не сдержал улыбки.
— Умею, — сказал он.
— Умеет, умеет! — прокудахтал Вильям из глубины кастрюли. — Ещё как умеет!
— Ну ладно, коли так… — с сомнением проговорила та. — А дорого возьмёшь?
— Там видно будет.
Через два часа все четверо опять сидели у костра. Арнольд и Иоганн уже давно прикончили и сыр, и пиво, и заснули рядом. Нора с позволенья Эрны залезла спать в фургон. Дракон свернулся под повозкой. Вильям, придвинувшись к огню, царапал по пергаменту, записывая под диктовку травника состав снадобья.
— …Трава зверобоя, — перечислял Жуга, — аир болотный — корень, девясила тоже корень, ива белая — запиши, Вилли: у ивы кору собирать весной с молодых веток, пока листьев нет. Записал?
— «С моло-дых ве-ток»… Записал. — Бард размял пальцы. — Много там ещё?
— Пиши, пиши… Так. Птичья гречиха, шалфея листья, гледича-трехколючка, чистотел, пастушья сумка, пижма, подорожник, орех греческий тоже… Сколько там?
— Сейчас подсчитаю: раз, два, три, пять… Четырнадцать!
— Вроде, всё, — задумчиво сказал Жуга. — Теперь пиши: взять поровну всего, сушить и измельчить. Три с половиной унции на кружку, настаивать пять дней и после кипятить полчаса. Чуть-чуть если водки добавить, тоже хорошо… Пусть пьёт весной и осенью по тридцать капель в кружку с чаем.
— Мне это ни в жисть всё не вспомнить! — замахала руками Эрна. — Да и где мы столько травы-то найдём?
— Трав я дам на первое время. А что забудешь, так на то и пишем. Покажешь аптекарю в городе, если не дурак, поймёт. Да, вот ещё чего! Воду лучше брать проточную. Я горную брал, а здесь не знаю, что и присоветовать… В ключах у Лиссбурга, разве что.
— Да уж больно мудрено. Надо ли всё это? Бог даст, и так поправится…
— Как знаете, — пожал плечами тот. — Слабая она в груди.
