Жуга покраснел.
— Всякое бывало, — неловко буркнул он. Пошевелил рукой, поморщился. — Чёрт… Это надо же, как угораздило. Не повезло.
— Наоборот, повезло — легко отделался.
— Тоже верно…
— Что с трупами делать будем? — хмуро спросил Вильям. — Три человека, как-никак.
— Я скажу Золтану, за ними придут. И с этим тоже разберутся, — Герта кивнула в угол, где всё ещё лежал без чувств второй оставшийся в живых участник драки. — Ведь нарывались уже, а всё не в прок.
— Нарывались? — поднял голову Вильям. — А… И что ты сделала с Германом в прошлый раз?
— Когда? А, это… Эхолайла. Я сделала так, что он стал повторять все звуки, которые слышал. Простейшее заклятие, не стоит разговора. Потом он умолк, и год молчал, как рыба. За это его, кстати говоря, селёдкой и прозвали. — Она повернулась к травнику. — Как ты себя чувствуешь?
— Хреново, — тот поморщился. — Но это ерунда. Мне бы только до трав своих добраться. А магией сам себе всё равно не поможешь, ослабеешь только.
— Нет, так нельзя, — нахмурилась Гертруда. Встала и расправила платье. — Сядь поудобней, я сейчас тобой займусь. Вильям! Разматывай бинты. Только осторожно. Я сейчас.
Она ушла и вскоре вернулась, неся какие-то горшочки и флакон прозрачного стекла. Промыла травнику раны на ноге и голове, смазала ладони конопляным маслом и сосредоточилась. Пальцами прошлась вдоль краёв раны, одним движеньем их сомкнула и накрыла ладонью.
— Больно?
— Нет.
— Хорошо, — кивнула она и зашептала.
Жуга почувствовал, как теплеет кожа под её пальцами. Появилось давление, затем возникло ощущение пришедшей Силы. Тонкое, почти неуловимое. Шли минуты. Жуга всё больше недоумевал, как с помощью такой ничтожной малости можно что-то сотворить. Он слушал эти сбивчивые лёгкие слова целительных заклятий, и к своему стыду не мог понять их действия. Меж тем, боль из виска ушла, а вскоре Герта отняла ладони, оставив затянувшуюся рану, и занялась другой. Когда она закончила возиться с ногой и стёрла высохшую кровь, травник был вынужден признать, что никогда не встречал такой мастерской работы.
Гертруда выглядела уставшей. Дыханье её участилось, лоб усеивали бисеринки пота. Когда она добралась до раны на руке, то ограничилась лишь тем, что приостановила кровь и сомкнула края.
— Всё. Хватит. Слишком глубоко, — она встряхнула руками. — Сразу заживить не получится. Могу ещё немного успокоить боль, но и только.
— Не надо, — травник покачал головой.
— Тогда придёшь ещё раз. Завтра или послезавтра.
— А так и так прийти придётся, — он неуклюже подобрал свой плащ. — Ты ещё про наконечник нам не рассказала. Вилли, помоги перевязать.
— Что ж, ладно. Доску свою можете забрать. А кстати… Хм…
Гадалка вдруг умолкла. Наклонилась над дощечкой. Подняла взгляд на травника. Тот всё понял без слов. В горле у него мгновенно пересохло.
— Лис? — одними губами спросил он. — Это лис?
Гертруда и Вильям переглянулись.
— Он угрожал двоим… Что здесь стояло?
— Охотник, — сказала Герта. — Это был охотник.
* * *
— Чёрт побери, Жуга, с тобой одни проблемы! Стоит оставить тебя одного и вот — пожал'те вам — три трупа среди бела дня. Как будто у меня без этого хлопот не хватало! Как тебя угораздило так влипнуть?
Был поздний час. Все посетители давно ушли, корчма закрылась, и только травник с Золтаном сидели в пустом зале. Жуга и Вильям пришли уже давно, а вот Золтан заявился лишь под вечер и всё ещё не мог успокоиться. Гертруда, как и обещала, известила его о происшествии в своём доме, и весь остаток дня Хагг пытался замять это дело. Естественно, настроение его от этого не улучшилось.
— Перестань кипятиться, Золтан, — поморщился Жуга. — Во-первых, я был не один, там были Вилли и Гертруда. А во-вторых, не я же начал драку!
— Всё равно. Только сумасшедший с голыми руками кинется на четверых головорезов.
Травник лишь пожал плечами:
— А что мне оставалось делать? Разбираться с ними полюбовно? Сам же настоял, чтоб я оставил меч. И потом, — он усмехнулся, — может, ты мне не поверишь, но я знал, что я останусь жив.
— Не мели чепухи! — сердито оборвал его Хагг. — Как можно знать такие вещи?
— Нет, правда. Помнишь что мне напророчил Олле? А ведь ничего ещё не сбылось. Правда вот, часы… но это было после.
Золтан поднял бровь:
— Олле? И ты кинулся в драку только из-за бредней этого придурка?
— Всё равно выбора не было. Драться в доме у Герты я не захотел — о ней в стишках Олле ничего не говорилось. Я был уверен, что останусь жив, а их вот с Вильямом запросто могли убить. Отошёл подальше, ну и… вот.
— А если бы тебя изувечили? Отрубили руку? Выкололи глаз? Твоему дурацкому «пророчеству» это нисколько бы не помешало сбыться.
— Да, приятного мало, — согласился травник. — Так ведь не отрубили же!
— Да пойми же ты, — Золтан перестал ходить и оседлал табурет, — такие дела не решаются на месте. У воров свои законы. Я наверняка сумел бы вытащить тебя оттуда, а у этого Селёдки куча дружков, и все теперь мечтают разодрать тебя на части. Этого ты хочешь? Этого, да?
— Ну, извини, — Жуга развёл руками, — в другой раз предупреждай как-нибудь пораньше. А то я ведь человек дремучий, городскому обхождению не обучен. Я ж не знал, что ножиком у вас здесь только так махают, для важности, а так-то мухи не обидят…
— Тьфу, язви тебя холера! — Золтан сплюнул и охватил голову руками. — Я ему слово, он мне — десять!
Жуга приподнял кувшин. Вопросительно взглянул на Золтана:
— Пить будешь?
— Чёрт с тобой, наливай…
Воспользовавшись затишьем, Агата поспешила принести ужин — омлет и суп со шкварками, в котором плавали белые квадратики леббенча
. Разговор прервался, и оба принялись за еду. Было слышно, как шумит ветер за окном.
— Странно она живёт, эта Гертруда, — задумчиво проговорил Жуга, поглаживая раненую руку. — Ни прислуги, ни кота. Обычно всякие ведуньи любят кошек. Сколько ей лет?
— Немного, — уклончиво ответил тот. — Нет и тридцати. Сильно порезали?
— Гертруда зарастила. Я никогда не видел, чтоб так ловко управлялись с магией. Ты знаешь, я почти не верил, что такое бывает. Она же сил почти не тратит вовсе, а заклинание работает. И хорошо работает! Лучше, чем у меня.
— Известно, — Золтан усмехнулся. — У неё всегда так. Это ты, дурак, кувалдой лупишь комаров — сила есть, ума не надо, а у неё всё тонко, по-научному.
— Она училась у кого-нибудь?
— Сам спросишь, — буркнул тот. — Захочет, так расскажет. Смотри только не пожалей потом.
