Только если они просили о помощи…
Мне пришлось рухнуть на скамью, потому что ко мне вернулась усталость — ощущение внутреннего веса. Я закрыл глаза и стал молиться, чтобы Альберт смог как-то найти ее.
Мою Энн.
Едва я произнес мысленно ее имя, в памяти возникло видение: вечер, мы с ней сидим в кровати и смотрим телевизор; я обнимаю ее рукой за плечи.
Она снова засыпает. Кажется, она всегда засыпает, когда я ее обнимаю, а ее голова покоится у меня на груди. Я никогда ее не бужу и на этот раз тоже этого не делаю. Как всегда, я сижу не шелохнувшись, позабыв про телевизор и глядя в ее лицо. И, как всегда, на глаза медленно наворачиваются слезы. Не важно, что в ее волосах видны седые пряди, а на лице морщинки. Во сне у нее всегда бывает такое доверчивое, детское выражение.
По крайней мере, в те минуты, когда я держу ее в объятиях.
Она сжимает мою руку, как часто это делает; пальцы то и дело подрагивают. Рука у меня затекла, но я не шевелюсь. Пусть уж лучше болит рука, чем я ее разбужу. И вот я сижу неподвижно, не сводя взгляда с ее лица, думая о том, как люблю эту дорогую, милую женщину-ребенка, прижавшуюся ко мне.
— Крис?
Вздрогнув, я открыл глаза. Передо мной стоял Альберт. Торопливо поднявшись, я взглянул на него. Он покачал головой. Поначалу я отказался поверить.
— Должен же быть какой-то способ, — настаивал я.
— Она недоступна, — сказал он. — Не просит о помощи, потому что не верит в ее возможность.
— Но…
— Ее не могут найти, Крис, — продолжал он. — Испробованы все возможные способы. Мне жаль.
Подойдя к ближайшему ручью, я уселся на берегу и уставился на кристальную, плещущуюся воду.
Альберт сел рядом со мной, похлопывая меня по спине.
— Мне правда очень жаль, — сказал он.
— Спасибо, что попытался, — пробормотал я.
— Я обнаружил одну вещь, — вдруг промолвил он. Я быстро взглянул на него.
— У вас такие сильные чувства друг к другу, потому что вы — родственные души.
Я не знал, как на это реагировать. Я, разумеется, слышал это выражение, но лишь в самом банальном смысле, в контексте тривиальных баллад и стихов.
— Это означает буквально, — пояснил Альберт, — что у вас одинаковая длина волны и ваши ауры вибрируют в унисон.
У меня по-прежнему не возникло никакого отклика. Зачем мне это знать, если Энн этим не поможешь?
— Вот почему ты сразу же влюбился в нее, когда увидел в тот день на пляже, — продолжал Альберт. — Твоя душа радовалась воссоединению с ней.
Я лишь смотрел на него в упор. Почему-то эта новость меня не удивила. В жизни я никогда не был суеверным. И все же всегда настаивал на том, что мы с Энн встретились не случайно.
И все-таки какое значение может это иметь?
— Вот почему тебе так сильно хотелось быть с ней после смерти, — сказал Альберт. — Почему тебя ничто не останавливало…
— Тогда по этой же причине и она так сильно переживала, — перебил я его. — Она должна была себя убить. Чтобы соединиться со мной, вновь достичь этого унисона.
— Нет. — Альберт покачал головой. — Она сделала это не для того, чтобы соединиться с тобой. Разве могла она, если не верила в возможность этого? — Он снова покачал головой. — Нет, она убила себя, чтобы окончить свое существование, Крис. Поскольку считает, что твое существование уже окончено.
— Чтобы прервать свою боль, Альберт.
— Хорошо, боль, — согласился он. — Хотя решение было вызвано не этим. Неужели не понимаешь?
— Я знаю, что она страдала, это все, что я знаю. Он вздохнул.
— Это закон, Крис, поверь мне на слово. Никто не имеет права…
— Какой толк знать все это, если это не поможет мне ее разыскать? — с горечью перебил я его.
— Дело в том, — сказал он, — что, поскольку вы — родственные души или духовные супруги, мне разрешили продолжать помогать тебе, несмотря на мои замечания.
Я в замешательстве на него смотрел.
— Если ее нельзя найти…
Я горестно замолчал; в сознании вдруг возникло видение: мы двое, подобно Летучим Голландцам духа, бесконечно блуждаем в поисках Энн. Он это имел в виду?
— Остается один путь, — сказал он, положив руку мне на плечо. — Единственная мучительная возможность.
ПОТЕРЯТЬ ЭНН НАВСЕГДА
Дежавю может быть ужасающим, в зависимости от того момента, который заново переживает человек. В состоянии леденящей, всепоглощающей угнетенности двигался я сквозь туман к виднеющемуся впереди зданию. «Освободи меня от этого черного бесконечного кошмара». Эта мольба вновь прозвучала в моем сознании.
Теперь этот кошмар вновь повторялся.
«Я уже был здесь прежде», — преследовала меня новая мысль. То, что на сей раз рядом со мной шел Альберт, не помогало. Несмотря на его присутствие, входя в церковь, я оставался наедине со своими страхами.
Как и прежде, скамьи были заполнены народом. Как и тогда, фигуры людей казались серыми и безликими. И меня снова понесло по среднему проходу, и я силился понять, зачем я здесь. Я понятия не имел, что это за церковь. Я знал только, что на этот раз рыданий Энн не слышно, потому что она мертва.
Они сидели в переднем ряду, близко придвинувшись друг к другу. При виде их я разрыдался, с отчаянием вглядываясь в родные черты. Мне были хорошо видны их лица, бледные, искаженные страданием, с полными слез глазами.
Душевное волнение сделало меня забывчивым. Даже не задумываясь, я подошел к ним и попытался их обнять. И сразу же понял, что они не отдают себе отчета в моем присутствии, устремляя взгляды вперед. Я вновь испытывал агонию собственных похорон, еще и удвоенную, оттого что это были похороны Энн.
Внезапно меня, как током, ударила одна мысль, и я стал озираться по сторонам. Я ведь был наблюдателем на своих похоронах. Возможно ли…
— Нет, Крис, — сказал Альберт. — Ее здесь нет.
Я старался не смотреть на детей, не в силах вынести выражение их лиц, а также мысль о том, что они теперь совсем одни.
— Эта женщина была любима многими, — услышал я произнесенные нараспев слова.
Я посмотрел в сторону алтаря и увидел смутный силуэт священника, произносившего панегирик. «Кто он такой?» — недоумевал я. Я его не знал. Он не знал Энн. Как же мог он говорить о ней так, словно был близко знаком?
— Как жена и мать, подруга и соседка. Любима своим недавно умершим мужем, Кристофером, и детьми, Луизой и Марией, Ричардом и Йеном.
Я отвернулся от него в тоске. Какое право имел он говорить?..
Увидев, что делает Альберт, я потерял ход мысли.
