— Ты пытаешься меня отговорить?
— Подготовить тебя, — поправил меня Альберт. — Не важно, что я скажу — ты вряд ли сможешь вообразить то, что тебе, возможно, придется увидеть.
И снова я собирался задать ему вопрос, и снова решил этого не делать. Он это понял. Лучше было не тратить энергию на оспаривание его слов. Силы нужны для предстоящих испытаний.
А прямо перед нами лежало пустынное пространство, напоминающее прерию. Дерна становилось все меньше, и он делался менее упругим. Скоро я заметил появившиеся в земле трещины с рваными краями. Теперь ветер утих. Воздух был неподвижным и тяжелым, становясь все холоднее по мере нашего продвижения вперед. Или это было продвижение назад?
— Мне опять кажется, что меркнет свет? — спросил я.
— Нет, — тихо ответил Альберт. Мне казалось, голос его меняется, как и вид этой местности, становясь все более тихим и отчужденным. — Правда, меркнет он не для того, чтобы дать тебе отдохнуть. Это происходит потому, что мы уже почти достигли низшего уровня — так называемой темной сферы.
Впереди показался человек. Он стоял, безучастно наблюдая, как мы приближаемся. Я подумал, что он один из тех, кто по какой-то непонятной причине здесь поселился.
Я ошибся.
— Здесь начинается низшая сфера, — сообщил он нам. — Это место не для любопытных.
— Я пришел, чтобы кое-кому помочь, — сказал я. Человек посмотрел на Альберта, а тот кивнул со словами:
— Это правда.
— Значит, вы не просто любопытствующие. — В тоне его звучало непонятное предостережение.
— Да, — подтвердил Альберт. — Мы разыскиваем жену этого мужчины, чтобы попытаться ей помочь.
Человек кивнул и положил ладони на наши плечи.
— Тогда с Богом, — молвил он. — И будьте все время начеку. Действуйте осознанно.
Альберт снова кивнул, и человек снял ладони с наших плеч.
В ту самую секунду, как мы пересекли границу, я ощутил дискомфорт, подавленность; меня переполняло непреодолимое желание повернуться и умчаться назад в безопасное место. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться панике.
— Скажи мне, если захочешь вернуться, — промолвил Альберт.
Уловил ли он мою мысль, или просто было очевидно, о чем я думал в тот момент?
— Хорошо, — сказал я.
— Не важно, когда это почувствуешь, — добавил он.
Тогда я понял, что он больше не имеет доступа к моему сознанию.
— Теперь нам придется говорить вслух, верно? — спросил я.
— Да, — подтвердил он.
Меня сбивало с толку то, что я видел, как его губы снова шевелятся. Почему-то эта вещь больше, чем что-либо другое из увиденного, убедила меня в том, что мы находимся в низшей сфере.
Что же я увидел? Почти ничего, Роберт. Мы шли по бесцветному пространству, в котором тусклое небо смешивалось с землей, и уже начинало казаться, что мы с трудом тащимся по серому континууму.
— Здесь совсем нет ландшафта? — спросил я.
— Ничего постоянного, — ответил Альберт. — Что бы ты ни увидел — дерево, куст, скалу, — это лишь мысленная форма, созданная кем-то из обитателей этого уровня. Ландшафт в целом представляет собой составной ментальный образ его обитателей.
— Это и есть их составной ментальный образ? — спросил я.
Беззвучный, бесцветный, безжизненный.
— Да, — ответил он.
— И ты здесь работаешь?
Меня поразило то, что человек, имеющий право выбора, согласился работать в этом непривлекательном месте.
— Ничего страшного, — вот все, что он сказал.
Я не ошибся в своих наблюдениях. Голос Альберта звучал тише, чем в Стране вечного лета. Безжизненность этого места явно влияла даже на речь. Мне стало интересно, как звучит мой голос.
— Холодает, — заметил я.
— Представь, что тебя окружает тепло, — посоветовал Альберт.
Я попробовал и почувствовал, что постепенно становится теплее.
— Ну как, лучше? — спросил Альберт. Я с ним согласился.
— Но помни, — сказал он мне, — по мере нашего продвижения вперед с твоей стороны потребуется более глубокая концентрация для приспособления к воздействиям окружающей среды. Концентрация, которой тебе будет все сложнее достигать.
Я осмотрелся по сторонам, заметив новое неудобство.
— А теперь темнеет.
— Представь вокруг себя свет, — снова посоветовал Альберт.
«Представить свет?» Я удивился, но попробовал, хотя не понимал, как это поможет.
Тем не менее помогло. Потихоньку окружающие нас тени начали светлеть.
— Как это действует? — спросил я.
— Свет здесь получается исключительно при воздействии мысли на атмосферу, — объяснил Альберт. — «Да будет свет» — более чем просто фраза. Те, кто прибывает в эту сферу в неразвитом состоянии, буквально оказываются «в темноте», поскольку их рассудок недостаточно силен, чтобы дать свет, который позволил бы им прозреть.
— Именно поэтому они не могут подняться выше? — спросил я, с тревогой думая об Энн. — Потому что они, по сути дела, не различают пути?
— Это лишь часть проблемы, — заметил он. — Но даже если они видят глазами, их организмы в целом не смогут выжить в высших сферах. К примеру, воздух был бы для них настолько разреженным, что сделал бы дыхание болезненным, если вообще возможным.
Я оглядел бесконечную промозглую местность.
— Ее можно было бы назвать Страной вечной зимы, — сказал я, удрученный этой картиной.
— Пожалуй, — согласился мой провожатый. — Правда, на Земле ассоциации с зимой часто бывают приятными. Здесь же ничто не радует.
— Твоя работа здесь… приносит плоды? — спросил я.
Он вздохнул, и, взглянув на него при вечернем освещении, я увидел на его лице выражение меланхолии, чего раньше никогда не замечал.
— Ты из личного опыта знаешь, как трудно заставить людей на Земле поверить в жизнь после смерти, — сказал он. — Здесь это гораздо труднее. Я обычно встречаю такой же прием, как наивный церковнослужитель в самом отвратительном гетто, — мои слова вызывают язвительный смех, грубые шутки, всевозможные оскорбления. Несложно понять, почему многие из обитателей этой сферы проводят здесь века.
Я посмотрел на Альберта с таким смятением, что на его лице отразилось удивление, потом, когда он осознал сказанное им, удивление сменилось раскаянием. Даже он утратил здесь проницательность.
— Извини, Крис, — сказал он. — Я не имел в виду, что Энн пробудет здесь так долго. Я же сказал тебе, сколько времени.
Он снова вздохнул.
— Теперь понимаешь, что я подразумевал, говоря, что здешняя атмосфера влияет на мышление человека. Несмотря на свою веру, я все же не уберег свои убеждения от ее влияния. Главная истина все-таки в том, что каждая душа в конечном счете воспарит. Ни разу не слыхал, чтобы какой-то дух остался здесь навсегда, каким бы дурным он ни был. А твоя Энн далека от всего дурного. Все, что я хотел сказать, — это то, что существуют заблудшие души, пребывающие в этой сфере такое время, которое — по крайней мере, для них — равнозначно бесконечности.
