Я остановил себя.
Это было единственное, что я мог для нее сделать.
Скоро я перестану это осознавать, буду лишен даже утешительной возможности помнить о собственном поступке. Но тогда, в те короткие мгновения, я точно знал, что делаю. Единственное, что оставалось сделать.
Отказаться от рая, чтобы быть с ней.
Доказать свою любовь, оставшись подле нее на эти двадцать четыре года, которые ей предстояло здесь пробыть.
Я молился о том, чтобы мое общение — каким бы оно ни оказалось, когда я перестану контролировать ситуацию, — хотя бы в незначительной степени уменьшило муки ее существования в этом ужасном месте.
Но я здесь останусь во что бы то ни стало.
Я вздрогнул, озираясь по сторонам.
Джинджер лизала мою свободную руку.
Пока я, не веря глазам, смотрел на собаку, я услышал то, что показалось мне прекраснейшим во всей вселенной звуком.
Голос Энн, произносивший мое имя.
Я в изумлении повернулся к ней. Слезы у нее на глазах высохли.
— Это и правда ты? — пробормотала она.
— Да, Энн. Правда.
Я видел ее сквозь мерцающую пелену слез.
— Ты это сделал… для меня? Я кивнул.
— Да, Энн, да. Да.
Я уже чувствовал, что теряю контроль. Как скоро наступит пустота? Как скоро воцарится безысходное отчаяние?
Это не имело значения.
Ибо на те несколько мгновений мы воссоединились.
Я притянул ее к себе и обнял, почувствовав, как она обвивает меня руками. Мы рыдали в объятиях друг друга.
Вдруг она отстранилась с выражением ужаса на лице.
— Теперь ты не сможешь отсюда уйти, — сказала она.
— Не важно. — Я смеялся и плакал в одно и то же время. — Не важно, Энн. Рай без тебя никогда не будет раем.
И как раз перед тем, как сознание мое окутал мрак, я в последний раз заговорил с женой, моей жизнью, моей драгоценной Энн. Вот те последние слова, которые я ей прошептал:
— Да будет этот ад нашим раем.
И ВИДЕТЬ СНЫ…
В ИНДИИ
При пробуждении я испытал необычные ощущения — словно появился из плотной, тяжелой куколки насекомого. Открыв глаза, я уставился на потолок. Он был бледно-голубым и слегка подсвечивался. Кругом царила совершеннейшая, глубочайшая тишина.
Попытавшись повернуть голову, я, к своему удивлению, обнаружил, что слишком слаб для этого. Я с ужасом стал думать, что парализован.
Но потом понял, что это сильное утомление, и снова закрыл глаза.
Не могу сказать, сколько времени я проспал. Следующее, что я помню, — это то, что снова открыл глаза. Тот же голубой потолок — бледный, светящийся. Я осмотрел себя. Я лежал на кушетке в белой мантии.
Был ли я снова в Стране вечного лета?
Медленно приподнявшись на левом локте, я осмотрелся.
Я находился в необъятном зале с потолком, но без стен. Навес держался на высоких ионических колоннах. В зале стояли сотни кушеток; почти на всех лежали люди. Мужчины и женщины, в мантиях такого же цвета, что и потолок, ходили между кушетками, время от времени наклоняясь и беседуя с лежащими людьми, иногда гладя их по головам. Все-таки я был в Стране вечного лета. Но где же Энн?
— С вами все в порядке?
Я обернулся на звук женского голоса. Незнакомая женщина стояла у меня за спиной.
— Я в Стране вечного лета? — спросил я.
— Да. — Наклонившись, она погладила меня по волосам. — Вы в безопасности. Отдыхайте.
— Моя жена…
Что-то успокоительное перетекло с кончиков ее пальцев в мое сознание. Я снова улегся.
— Ни о чем сейчас не беспокойтесь, — сказала она. — Просто лежите.
Я почувствовал, как на меня вновь накатывает сон — теплый, нежный и тихий. Я закрыл глаза и услышал слова женщины:
— Вот так. Хорошо. Закройте глаза и засыпайте. Вы в полной безопасности.
Я подумал об Энн.
Потом уснул снова.
И опять не могу сказать, сколько проспал. Знаю лишь, что, проснувшись, вновь увидел голубоватый сияющий потолок.
На этот раз я подумал об Альберте, мысленно произнеся его имя.
Но он не появился, и я в тревоге рывком приподнялся на локте.
Зал был все тем же — миролюбиво тихим. Я заметил, что пол покрыт толстым ковром, а сверху, там и сям, свисают красивые гобелены. Как я говорил, все пространство пола было заставлено кушетками. Посмотрев направо, я увидел одну из них в шести-семи футах от меня; на кушетке спала женщина. Слева от меня на другой кушетке спал пожилой мужчина.
Я заставил себя сесть. Надо было выяснить, где Энн. Я снова подумал об Альберте, но тщетно. В чем же дело? Прежде он всегда ко мне приходил. Может быть, он еще не вернулся в Страну вечного лета? Может, он все еще в том ужасном месте?
Я с трудом встал на ноги, испытывая невероятную тяжесть во всем теле. Словно, несмотря на защиту этого кокона, моя плоть по-прежнему была почти окаменевшей. Я едва двигался по залу, мимо бесконечных рядов спящих людей, мужчин и женщин, старых и молодых.
Я остановился перед входом в соседний зал.
Здесь покоя не было. Люди метались в беспокойном сне или, на время очнувшись, пытались сесть, но, обессиленные, тяжело валились обратно или пытались встать, но их удерживали мужчины и женщины в голубом.
Не было здесь и тишины, как в том зале, из которого я вышел. Здесь раздавались нестройные рыдания и крики, озлобленные и раздраженные голоса.
Поблизости я увидел мужчину в голубом, беседующего с женщиной на кушетке. У нее был смущенный, рассерженный вид, и она пыталась сесть, но не могла. Мужчина похлопывал ее по плечу, пытаясь успокоить.
Услышав чьи-то крики, я вздрогнул и посмотрел в другой конец зала.
— Я — христианин, последователь нашего Спасителя! Требую, чтобы вы отвели меня к Господу! Вы не имеете никакого права держать меня здесь! Никакого права!
Я увидел, как мужчина в голубом сделал знак нескольким своим коллегам. Сгрудившись вокруг рассерженного пациента, они стали дотрагиваться до него руками. Через несколько мгновений тот забылся крепким сном.
— Вам следует отдыхать, — произнес голос.
Оглянувшись, я увидел молодого человека в голубой мантии, с улыбкой смотревшего на меня. Я попробовал ответить, но мой язык стал разбухшим и неповоротливым. Я был в состоянии лишь молча смотреть на него.
— Пойдемте, — сказал он.
Я ощутил у себя на плече его руку, и это касание вновь принесло мне чувство успокоения. Все вокруг меня начало расплываться. Я знал, что он меня ведет, но ничего не видел. «Что за слабый наркотик содержится в его прикосновении?» — думал я, снова валясь на мягкое ложе и погружаясь в глубокий сон.
