— Отвернись, — буркнул я, встал и заёрзал, втискиваясь в джинсы.
— Что, стыдно? — поинтересовалась та. — Ладно, ладно… Я не смотрю.
Она отвернулась.
— Долго меня не было?
— Минут пятнадцать. — Танука пялилась в зеркало, разглядывая своё или моё отражение. Я не стал протестовать — много она там всё равно не увидит. Другой глаз она не сводила с входной двери. — Хорошо, что я вышла, а то бармен уже собирался идти смотреть, как ты там… Что стряслось?
— Не знаю, — честно признался я. — Плохо стало. Я, наверно, чем-то отравился.
— Да, ты ещё в зале был какой-то не такой. — Она заглянула в раковину. — Тебя рвало?
— Угу.
Ноги двигались неохотно — похоже, на толчке я защемил себе какой-то нерв. Шаркая, я подошёл к раковине и стал умываться. Запах рвоты до сих пор висел в воздухе, как невидимое облако, его не могли перебить ни дезинфектор, ни жидкое мыло. Меня снова замутило. Я поскорее бросил в лицо пару горстей холодной воды, вырвал из держателя бумажное полотенце, утёрся, заправил рубашку в джинсы и провёл рукой по волосам. Посмотрелся в зеркало. Результат меня порадовал — на вурдалака я уже не походил. Вполне себе нормальное лицо.
— Ну что, всё? — спросила Танука, с любопытством наблюдавшая за моими действиями. — Пошли скорее.
— Как тебя пустили в мужской туалет? — спросил я.
— Я сказала, ты мой брат и я боюсь, что тебе стало плохо.
— Отчего плохо-то?
— Я сказала, у тебя диабет.
— Типун тебе на язык…
— Сам дурак. Между прочим, классный отмаз, особенно если в сумке инсулинка. — Танука за моей спиной захихикала и вдруг тихо охнула: — Ой… Что это?
— Где? — Я обернулся, проследил за её взглядом и упёрся в кабинку, где я так позорно выпал в осадок. На первый взгляд вроде ничего особенного там не было, но что-то в голосе девушки заставило меня приблизиться. Я глянул — и похолодел.
На плитках пола, возле унитаза, отпечатались следы кроссовок, но то были не грязь и не вода: отпечатки вдавлены, будто плитки на мгновенье стали восковыми. Я даже надел очки, чтоб убедиться, что это не глюк, и с трудом подавил порыв протянуть руку и пощупать — всё-таки туалет, знаете ли.
— Аллея звёзд, блин… — растерянно пробормотал я, встал и поправил очки.
Следы мои — факт. Даже если не принимать во внимание размер, зеркальный оттиск «ЕССО» поперёк подошвы говорил сам за себя. Плитки тоже самые настоящие, на этот счёт у меня не было сомнений. А вот насчёт остального я ничего не мог сказать: разумного объяснения случившемуся у меня не было. Не принимать же за реальность приключившийся со мною кошмар! Или принимать?
— М-да… — Я провёл рукой по мокрым волосам и повернулся к Тануке. — Вот что: давай-ка и вправду пойдём, пока нас не замели…
— Так это что, твои следы?
— Кажется, да.
— Ну, ты крут! — с восхищением сказала она. — А как…
— Пошли, пошли.
Бармен и билетёрша с подозрением глянули на нас, но я махнул им рукой, мол, всё в порядке, и мы вышли вон. Досматривать фильм не было желания. Добавлю, что ни я, ни моя спутница об этом ни разу не пожалели.
Снаружи было солнечно, хотя по-прежнему свежо. С Камы дул холодный сильный ветер, разгоняясь вверх по Комсомольскому проспекту, от него рябило в лужах, вихрилась пыль и задирались юбки у девчонок. Минут через пять я обратил внимание на редкий назойливый писк, звучащий у меня из кармана, и не сразу сообразил, что это мой мобильник напоминает о пришедшей SMS. Должно быть, сообщение пришло, пока я был в отключке. Я поспешно вытащил телефон и уставился на экран. При ярком свете изображение просматривалось плохо, всё расплывалось. Я поправил очки.
«GОСНuОРХ!!!» — гласила надпись.
Я поскрёб в затылке. Снова-здорово! Но раньше я хоть что-то понимал, а сейчас…
— Что там? — полюбопытствовала Танука, пытаясь заглянуть мне через плечо.
— Белиберда какая-то, — сказал я, протягивая ей телефон. — На, посмотри сама.
— Бли-ин! — сказала она, посмотрев сперва на экран, потом на меня. — Какая же я дура… Пошли скорее!
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Конечно! — Она сердито нахлобучила бейс так, что не стало видно бровей, двумя быстрыми движениями заправила волосы под ремешок и зашагала в сторону цветочного павильона и автобусной остановки. Остановилась. Обернулась:
— Ты идёшь?
— Куда?
— Сейчас объясню.
Всё оказалось проще, чем я думал. Гордое, хотя и малопонятное имя «ГосНИОРХ» носил институт, находившийся поблизости. Мы не могли предполагать наверняка, но если мой секретный информатор продолжал играть в подсказки, то писатель, видимо, скрывался там.
— Это как-то расшифровывается? — осведомился я, когда автобус номер восемь высадил нас на улице Чернышевского.
— Да. Только я не помню как.
— Что-то связанное с химией? — предположил я.
— С рыбами.
— С рыбами? — растерялся я. — Тогда что он там делает?
Танука пожала плечами и едва заметно улыбнулась:
— У него там друзья.
Мы двинулись вниз, к дамбе, мимо бывшей «Тортиллы», ставшей магазином запчастей, перешли улицу, спустились по лестнице, дважды повернули и оказались возле библиотеки.
Я сто лет тут не был. Не знаю, что за псих додумался построить центральную городскую детскую библиотеку в таком гадюшнике. Во-первых, не на всяком автобусе сюда доберёшься. Во-вторых, транспортная развязка здесь просто чудовищная: уйма светофоров, круговое движение, а посередине, на острове — старая жилая двухэтажка. Если переходить улицу, то с одной стороны будет крутой поворот и машин не видно до последнего момента, а с другой — длиннющий подъём, перед которым водители загодя набирают сумасшедшую скорость, чтобы зря не газовать. Никто не тормозит, и «зебра» на асфальте нарисована будто в насмешку. Здесь бы здорово помог подземный переход, но в Перми их строят там, где ходят толпами, а вовсе не там, где опасно ходить. В-третьих — справа тянется глубокий лог, кое-как огороженный забором, а внизу течёт речка Егошиха, на крутых берегах которой местные жители настроили сараев и развели террасное земледелие. Как итог, окрестности давно и прочно облюбовали бомжи всех разновидностей. По реке проходит граница меж двумя районами, и, случись чего, врачи или пожарные сперва час выясняют, кому ехать, а часто не приезжают вовсе. Ладно хоть милиция тут своя. Правда, толку…
Однако, я отвлёкся. У библиотеки мы не задержались, Танука потащила меня дальше. Асфальт был — мрак, — сплошные колдобины. По левую руку, как Великая Китайская стена, тянулся белый бок многоэтажки, исцарапанный похабными словами и корявыми граффити. Во двор вели узкие лестничные проходы. В нише обнаружился вход в какое-то учреждение — там-то мы и остановились.
