«ТАНуКАDРуG!!!» — гласил текст.
Я чуть не рассмеялся. Да уж, точно — «девочкодруг»! Хорошо хоть не drug — это было бы совсем уж в тему: у меня уже крыша от неё скоро поедет.
Номер, как всегда, не опознался, да и сеть прощупывалась едва-едва. Что ж, подумал я, до сей поры мой анонимный доброжелатель меня не обманывал, попробуем поверить и сейчас.
Гёрлфренд, блин…
Приём был слабый, но устойчивый. Я попытался позвонить, но вызов срывался. После трёх попыток я наконец сообразил проверить, сколько денег у меня на счёте. Результат меня обескуражил: сумма приближалась к нулю. Однако…
Начало темнеть. Замельтешили комары. Я вынул карту, спрятал бесполезный телефон в карман и зашагал на огонёк.
Андрей и Танука сидели по разные стороны костра. Андрей просушивал над огнём бубен и кроссовки, Танука сидела, обхватив колени, и смотрела в огонь. При моём появлении она улыбнулась — мягко и, как мне показалось, виновато. Мотнула головой.
— Всё в порядке? — спросила она.
— Да, вполне.
Становилось прохладно. Клетчатое бикини сушилось на верёвке меж двух сосен вместе с синим полотенцем. Танука натянула тёплые штаны и водолазку, Андрей тоже облачился в свитер и штормовку. Я полез в рюкзак за курткой.
— Жан, — позвала Танука.
— Что?
— Надо поговорить.
Она сказала это и умолкла, кусая губу. Подняла голову. Отблески костра играли на её лице. Андрей подбросил в огонь веток можжевельника, над поляной поплыл ароматный дымок, рыбку бы на нём закоптить. Я молчал, ожидая продолжения. Говорить мне не хотелось. Если честно, я ждал объяснений.
— Ты, наверное, думаешь, что я тебя сюда нарочно затащила, — наконец сказала она.
— А это не так?
Она наклонила голову так, что чёлка упала на лоб Теперь я не видел её глаз.
— Так, но… Жан, это слишком долго объяснять. Поговори с Андреем. Я, пожалуй, пойду к реке, посижу там. Терпеть не могу, когда обо мне рассказывают, но вижу, без этого не обойтись.
— А почему не ты?
Танука поморщилась.
— Не люблю я этого… Не сердись. Я виновата, извини. Мне… мне надо побыть одной. Я не буду вам мешать. Можете говорить, о чём хотите, я не услышу.
Я не смог удержаться, чтоб не съязвить:
— Может, ещё и петь будешь, как тот парень в «Затаившемся драконе»?
Я сказал это и понял, что опять сморозил глупость. Но Танука только усмехнулась.
— Хорошая мысль, — сказала она. — Андрей! У тебя варган с собой?
Андрей кивнул, вынул из кармана маленький, похожий на дверной ключ инструмент и через пламя протянул его девушке. Я успел бросить взгляд на его руку: ни следа ожога, даже волоски не обгорели. Игнорируя мой взгляд, Танука взяла варган, повесила на шею как медальон, протопала к берегу и спустилась к воде. Через минуту оттуда послышались характерные низкие дребезжащие звуки.
Мы остались вдвоём. Тёмное, загорелое лицо Андрея почти терялось в наступивших сумерках, только пламя играло на стёклышках очков. Когда он вытаскивал варган, я заметил, что у него из кармана выпал белый и блестящий пластиковый цилиндрик — в такие упаковывают лекарства или витамины.
— У тебя что-то выпало, — указал я.
— Где? — засуетился тот. — А, спасибо.
— Что там?
— Депакин.
Ах вот оно что… Это многое объясняло.
— У тебя эпилепсия?
— В лёгкой форме, — успокоил меня Андрей, пряча лекарство в карман. — Не обращай внимания: пока я на таблетках, приступов не будет… Так. — Он перевёл взгляд на меня и смущённо откашлялся. Повертел на руках бубен. — Танука просила объяснить… У тебя, наверное, куча вопросов?
— Не то слово. — Я заёрзал и невольно глянул в сторону реки. — Расскажи мне про неё. Что она за существо? Как её зовут на самом деле?
Андрей покачал головой:
— Извини, вот этого я тебе не скажу.
Так… Как говорится: «Хорошее начало хорошего разговора»! Или правду говорят, что шаман не должен говорить кому-то своё имя? «У шамана три руки», — поётся в песне. А может, и имен три?
То ли недавнее видение, то ли мой разговор с Севрюком сыграли свою роль, но мне вдруг вспомнилась занятная подробность: старые блюзмены редко выступали под своими именами, почти у каждого было прозвище. «Ледбелли», «Блайнд Лемон» Джефферсон, «Ти-Боун» Уокер, «Хаулин Вулф», Сэм «Лайтнин» Хопкинс, «Мадди Уотерз», «Сонни Бой» Уильямсон. Роберт Джонсон менял имя три или четыре раза, а Кингов было столько, что их иногда вообще считали братьями. Да, сегодня блюзменов такого калибра почти не осталось, доживают свой век уже их «сыновья»… Интересно, на фига им надо было шифроваться? Чтобы обходить контрактные ограничения? Или они подражали бандитам с Дикого Запада — Билли Кид и всё такое? Но почему тогда и второе поколение музыкантов, и третье следовали их примеру. Я сидел и лихорадочно вспоминал имена и прозвища. «Перл» — Дженис Джоплин, «Джимбо» — Моррисон, Джон «Бонзо» — Бонам… Между прочим, своё странное прозвище Бонзо получил в детстве за любовь к герою одного мульта — собаке (!) с такой кличкой. Марк Волан, кстати, тоже псевдоним, как и Сид Вишез, и Сид Барретт… Все они, отдельно или в группе, брали новое имя, и все, так или иначе, окончили свои дни раньше срока. Джим и Хендрикс псевдонима брать не стал, но выбросил из имени одну «м». И — кстати или некстати — основатели «Canned Heat», о которой вскользь упомянул Севрюк, тоже носили прозвища: «Медведь» Боб Хаит и Эл «Слепой сыч» Уилсон, и оба перекинулись раньше времени (к слову, Уилсону было двадцать семь). А играли парни, между прочим, блюз и буги высочайшей пробы, с ними сам Ли Хукер записывался.
С другой стороны, Боб Дилан имя поменял, но жив и здравствует (если не считать автокатастрофы в 90-х). Быть может, дело в том, как менять? Их ведь полно, живых артистов с псевдонимом, но кто вспомнит настоящее имя того же Боба Дилана, Дэвида Боуи, Элтона Джона или Стинга? Видно, шифроваться надо с умом и, раз продал своё имя или сдал в аренду, умей сохранить это в тайне. Брать псевдоним, как всем известно, — старая актёрская традиция, а хороший актёр всегда близок к безумию. Псевдоним меняет судьбу, заложенную в звуках имени.
Мысли мои разбегались. Информации было слишком много, и мне она не нравилась. Я сидел и перекатывал во рту слово «шизофрения». Знавал я девушку, она училась курсом младше. У неё была причуда: время от времени она выдавала себя за свою сестру-близняшку. Всё бы ничего, только сестры у неё никакой не было. Тем не менее она шесть лет успешно дурила головы всему институту, даже подруги на полном серьёзе считали Олю и Сашу разными людьми. Так и хочется сказать: «Однажды всё вскрылось, и тогда…», но ничего не вскрылось. Именно это и настораживало: розыгрыш лишается смысла, если не сказать о нём остальным. Девчонка не играла в прятки, не преследовала никакой цели, у неё на самом деле что-то время от времени переключалось в голове. К счастью, врача из неё не получилось. Говорят, сейчас она проповедница в какой-то секте.
