— И не вздумай оглядываться! — крикнул я ему вослед.
Через несколько шагов туман и ночь поглотили их обоих.
Я без сил опустился на траву. Руки мои тряслись. Впервые за пятнадцать лет мне нестерпимо хотелось курить. Рядом бесформенной грудой валялся плащ Игната, кожаный, тяжёлый, набухший водой. Я пошарил в его карманах, но нашёл только всякую дребедень и четыре банки «энергетика». Сигарет не было.
А и были бы — промокли.
— Ты с ума сошёл… — растерянно сказал Голос за моей спиной. — Теперь тебе точно не выбраться отсюда живым.
— Плевать, — отмахнулся я. — Выберусь мёртвым.
— А наш уговор?
— Погоди ещё немного. Пусть они уйдут.
Небо медленно светлело.
— Ну что, доволен? — наконец мрачно спросил Голос.
— Расскажи мне про блюз, — вместо ответа попросил я.
— Блюз? — переспросил Голос. — Почему тебя интересует блюз?
Я вздохнул.
— Потому что с него всё началось. Из-за него я тут и оказался. Почему уходят именно музыканты? Почему блюз? Почему именно этот стиль?
— Потому что это не стиль! Настоящий блюз может быть чем угодно, потому что «блюз» — это не название, не слова и не музыка. Блюз — это значит спеть и почувствовать. Душа, способная страдать и сострадать, душа, способная обречь себя на муки, но пройти и выжить, — это и есть блюз. Теперь тебе понятно?
— Да, Сито. Теперь мне всё понятно.
Повисла пауза.
— Что ты ск-казал? — запинаясь, спросил Голос — П-по-втори!
— Я сказал: «Сито», — повторил я и пояснил: — Ты — Сито. Аркадий Ситников. Тебя зовут Аркадий Ситников.
— Не может быть… — произнёс Голос тоном человека, который прислушивается к себе. — Не может… Ах ты ж… Верно! Как ты догадался?
Я грустно улыбнулся:
— У меня не так много знакомых, которые застряли между жизнью и смертью. А ты сейчас в коме, в больнице лежишь.
— В коме… — как заворожённый, повторил Голос.
— Если ты не врал, ты свободен. Можешь возвращаться или уходить. Иди домой, Сито, тебя ждут ученики. Иди домой. И больше не пей с кем попало.
— Стой… стой! — внезапно заволновался Голос. — Так нельзя! Жан, так нельзя! Я же не успел, мне надо сказать… Погоди-и-и!..
Бессильный удаляющийся крик затих вдали; я лишь успел увидеть краем глаза, как сверкающий блик перечеркнул фиолетовое небо и исчез. Я остался совсем один. Ночь миновала свой экватор, до рассвета оставалось совсем немного — часа два, быть может, два с половиной. В июне короткие ночи.
Надо было двигаться в путь.
Я встал, отряхнулся, подхватил Игнатов плащ, кроссовки и зашагал по берегу вверх по течению. Не было разницы, куда идти, но я шёл вверх, всё время вверх. Наверное, так было надо. Я словно знал, что там увижу, и нисколько не удивился, когда километра через три, за очередной излучиной река разлилась на две протоки и из тумана мне навстречу величественно, как десятимачтовый корабль, выплыл остров с грандиозными тополями.
Пора, подумал я, остановился и на мгновение прикрыл глаза. Пора. Попробуем перепрыгнуть эту пропасть в два прыжка. Главное — не оглядываться.
Я закатал штанины и двинул на Шотландию.
Вода едва доходила мне до колен, дно устилали мелкие камешки и галечный окатыш. Течение на перекате оказалось сильным, холодные тугие струи при каждом шаге дёргали меня за щиколотки. Но лишь дойдя до острова, я остановился и оглянулся. На правом берегу всё покрывал туман, и в его сплошной белёсой пелене я различил какие-то фигуры — их искрящиеся силуэты словно бы стояли рядами и не двигались. Я прищурился. Что-то нехорошее творилось у меня с глазами, не иначе зрение опять стало сдавать.
Мне надоело тащить тяжёлый плащ, я расправил его и надел. Прямо так, поверх куртки: Игнат был выше меня и шире в плечах. Оглядел себя. Полы плаща чуть-чуть не доставали до земли. Ладно, подумал я, сойдёт и так. Я развернулся с намерением идти дальше — и замер как вкопанный.
Я по-прежнему находился на острове, но теперь я был не один: прямо передо мной, посреди поляны обнаружилось большое кожаное кресло, а в нём, возложив на пузо старую гитару с жестянкой на проволоке, восседал тот самый толстый негр из моего недавнего видения.
— Куда спешим, сынок? — по-прежнему не глядя на меня, осведомился чёрный дядька на чистейшем русском. — А?
— Мне… надо пройти, — помедлив, выдавил я.
— Вот как? — Он ухмыльнулся так, что зубы блеснули в темноте. — А если я тебя не пропущу?
И он тронул нижнюю струну.
Раздолбанная гитара отозвалась тихим гулом, от которого, казалось, завибрировало всё вокруг, у меня аж зубы заболели. Вода зарябила, по вершинам деревьев пошёл шепоток. Думаю, если б гитарист взял полновесный аккорд, меня б отбросило куда-нибудь к Соликамску, если вообще не в Баренцево море.
— Зачем тебе туда? Или у тебя там остались дела?
— Да, — сказал я. — Остались дела.
— Уверен?
— Да, — повторил я. — Совсем немного, но… это очень важные дела.
— Хм… — Он положил ладонь на струны. — Раз так, попробуй, ладно. Но ты хотя бы понял то, что я тебе тогда говорил?
— Не очень, — признался я. — Но если вы меня пропустите, я постараюсь понять.
— Ага. По крайней мере, честно. Итак, по-твоему, ты совершил выгодный обмен?
Я сглотнул. В горле у меня всё высохло, даже слюна куда-то делась.
— Я не знаю. Может быть. Не трогайте их, я вас очень прошу… Хотите — вот я. Делайте со мной всё, что угодно. А её не троньте. И его тоже.
Толстый негр побарабанил пальцами по деке и вздохнул.
— Ладно, будь по-твоему. Вдруг ты и вправду не зря вернул парня. Скажи спасибо, сынок: кто знает, пропустил бы я тебя, когда б со мной не случилось такое же… Я ведь и сам не без греха: когда-то я тоже одного такого вытащил оттуда; его звали Роберт. Может, слыхал?
— Слыхал, — сказал я и искренне добавил: — Спасибо.
А негр опять ухмыльнулся так, что я вздрогнул. Улыбка у него была широкая, как рояль.
— За спасибо из Далласа в Чикаго не доедешь, парень. Не держи меня за дешёвку. Это что же получается: уходишь, а за песню не заплатишь? А?
И он развернул свою гитару миской ко мне.
Я растерялся. У меня ничего с собой не было.
И тут я вспомнил про девчонкин подарок. Танука говорила, будто он из серебра, вот и выдался случай проверить. Я медленно снял медальон и бросил его в миску.
— Годится, — взвесив гитару на руке, сказал блюзмен. — Будь здоров, сынок. Иди.
Однако я не спешил уходить. У меня оставался ещё один вопрос.
