— Да, да, — кивнул Вараниев, мысленно ругая себя за опрометчиво заданный вопрос. — Бенедикт Сергеевич, в вашем лице партия видит стойкого, преданного, закаленного в боях, грамотного последователя великого дела Макса, Эглиса и Лемина. Именно поэтому руководство партии сочло необходимым посвятить вас в очень серьезное дело: есть мнение о необходимости создания музея великого Лемина.
— Еще одного? — неподдельно удивился Острогов-Гондурасский, на что Вараниев ответил четко и однозначно:
— Первого!
Старик остановился и с болью в голосе тихо спросил:
— А что, уже и на родине вождя площади музея в аренду сдали?
— Что на родине, не знаю, но все из сохранившихся музеев превратились в зрелище. Идеологическая значимость утеряна, чистое развлекательство. Везде. Примеров много, — уверенно объяснил куратор партии.
— Пожалуй, вы правы, — грустно согласился Бенедикт Сергеевич, — сам был недавно свидетелем в Мумияхране. Молодожены шли смотреть вождя, я рядом оказался и все слышал. Невеста спросила у жениха, куда он ее привез и что за мужик внизу. Вы не представляете, что тот ответил! Говорит, тут филиал Зоологического музея, мужика Йети зовут, его в горах Тянь-Шаня поймали. Девица завопила, что непременно хочет с ним сфотографироваться. И ведь добилась своего!
— Ее спустили к нему вниз? — спросил Вараниев.
— Нет, вождя наверх принесли.
— Ничего не знаю про Йети, — признался Вараниев.
Острогов-Гондурасский пояснил, что так снежного человека зовут.
— А как же фотографировалась? Ведь он мертвый, стоять не может, — не понял Виктор Валентинович.
— Вы правы, — согласился старик. — Но когда надо — стоит. Через «не могу». Партийная закалка!
Вараниев косо, с недоверием посмотрел на собеседника и пришел к выводу: «Пора на заслуженный отдых, мемуары писать».
На Красной площади попрощались. Вараниев давно не был в центре. Как все изменилось! Он миновал Политехнический музей, «Детский мир», здание бывшего Госплана, перешел Тверскую и направился в сторону Арбата.
* * *
Шнейдерман с утра ничего не делал — отдыхал. В четыре часа дня в квартиру постучали.
— Здорово, земляк! — обратился к нему незнакомый мужчина неопределенного возраста.
Он был высоченного роста, худощавый и бледный. Солнцезащитные очки, лысина и косичка сзади. Зауженные до предела красного вельвета штаны, желтая майка с обезьяной, сидящей на унитазе.
— Вы не ошиблись адресом? — дружелюбно поинтересовался Боб Иванович.
Пришелец вынул из кармана брюк смятый обрывок тетрадного листа и прочитал адрес. Его, Шнейдермана, адрес.
— По какому вопросу? — изменив тон, сурово спросил сын восьми народов.
— Твой друг на рынке нашим ребятам заказ оставил. Товар есть. Будешь брать? — спросил незнакомец.
— Какой друг? Какой заказ? — недоумевал Шнейдерман.
— Хватит дурака валять! Будешь брать или нет? — повторил визитер.
— Что я должен у вас взять? — начал раздражаться хозяин.
— По Лемину тематику заказывал твой друг или нет? — повысил голос мужик с косичкой.
Шнейдерман наконец понял, в чем дело:
— Ах, да, конечно! Закрутился, вылетело из головы. Еврухерий же предупреждал, что бывает на блошином рынке. Проходите.
— Проходить не буду — я не в гости. Короче, есть трусы Лемина. Синие. Простые. Сатин. Хочу три тысячи. Без торга.
— Покажите, — взволнованно попросил Боб Иванович.
Гость вынул из-за пазухи газетный сверток, развернул и протянул Шнейдерману. Тот взял, осмотрел предмет и задал вполне законный вопрос:
— Как я могу быть уверен в подлинности товара?
— Никак. Только на веру, — пожал плечами продавец.
Сын восьми народов еще раз исследовал трусы. Обнаружил штампик и с трудом прочитал: «Мануфактура Ефима Ивановича Поливаева. Тверь. 1907 годъ».
— Нет, за три тысячи купить не могу — нет уверенности, что это белье тело вождя облегало. Вижу, что по возрасту подходит, но где гарантия, что им вождь пользовался, а не какая-нибудь рвань с Хитрова рынка? Сто рублей, не больше, — был категоричен Шнейдерман.
— Мне только дорога сюда в сто девяносто обошлась. Короче, давай обратно, — с явным неудовольствием потребовал гость, — в Музее Красного переворота и то больше дадут.
Товар был возвращен, и его владелец ушел. Шнейдерман обулся и отправился на рынок. Все, что надо, купил быстро, тяжело нагруженный вернулся, поднялся на свой этаж и обнаружил на лестничной площадке двух подозрительных типов. Боб Иванович предположил было, что это грабители, но ошибся.
— Шнейдерманом вы будете? — спросил тот, что помоложе и без кепки.
— Я был, есть и буду Шнейдерман! Ясно? Что надо? — грубо ответил второй человек в партии, поскольку терпеть не мог, когда к его фамилии применялись падежи.
— Извините! Мы товар принесли. Коллеги с блошки адрес дали.
Так и не открыв дверь, Боб Иванович поставил пакеты с продуктами на пол и попросил показать. Мужчина постарше вынул из-за пазухи сверток. Шнейдерман обнаружил трусы.
— Эти подштанники мне уже приносили сегодня, и я их не купил.
— Между прочим, уважаемый товарищ, я доцент философии в Институте чугуна и пластмассы и степень имею, — сообщил вдруг старший. Потом он указал на второго, без кепки: — А он — мой аспирант. И то, чем мы вне работы занимаемся, наше хобби. Боюсь, вам не понять. Заявляю официально: эти трусы вам сегодня не предлагали. Уверен, что и вчера тоже.
— Я тоже боюсь, что мне не понять, — зло ответил Шнейдерман. — Гарантии подлинности имеются?
Молодой ответил, что в те годы сертификаты качества не выдавались, нотариусов не было.
Покупатель стал рассматривать товар и обнаружил, что трусы действительно другие — с небольшой, размером с копеечную монету, дыркой. «Видимо, их владелец много сидел», — подумал Боб Иванович, но тут же отказался от своего предположения, потому что дырка была спереди. «Может, вождь задом наперед надевал? Ведь соображал плохо в последние свои годы». Продолжая внимательно исследовать трусы, второй человек в партии нашел надпись печатными буквами: «Пошиты фабрикой трусов и лифчиков имени К. Макса. 1923 год».
— Сколько хотите? — спросил Шнейдерман.
— Трусы вождя в цене не падают: три тысячи, — безапелляционно заявил доцент.
— Сто рублей и оплата транспортных расходов на двоих в оба конца, — предложил Боб Иванович.
— Пятьсот и оплата на двоих в оба конца.
Покупатель подумал и согласился.
— Девятьсот восемьдесят, будьте добры, — быстро подсчитал младший.
— Многовато за дорогу просите, — возразил Шнейдерман. Но продавец без кепки был готов к ответу: