— Могу только догадываться, — опять соврал председатель.
— Белый, похожий на кость, твердый фрагмент — не что иное, как молочный зуб. И должен вам сказать, родительница ребенка похвалы не заслуживает: как же можно было в наше время довести зуб до такого плачевного состояния? Посмотрите: глубокий кариес! Так-так, а тут у нас что? — Ганьский направил внимание на мягкую ткань. — Очень интересно… Где же она взяла это? Неужели эксгумация?! — с неподдельным удивлением воскликнул он.
Ученый ушел в комнату и вернулся через минуту в резиновых перчатках с пинцетом в руках. Зажав кончик ткани, приподнял полоску, осмотрел внимательно.
— Похоже, это… Хм, непонятно, чем ткань пропитана. Формалин? Но зачем? Ну, да ладно — что есть, то есть. Предлагаю обсудить приобретение оборудования и мой гонорар.
— Конечно, конечно, — согласился Виктор Валентинович. — Только мне хотелось бы у вас кое-что спросить, Аполлон Юрьевич.
— Весь к вашим услугам, — проявил любезность Ганьский.
— Не скажется ли на характере будущего младенца, на его внешнем виде то, откуда взят фрагмент?
— Никоим образом! — уверенно ответил Ганьский.
Ученый взял с серванта лист печатного формата и протянул гостю:
— Перечень всего необходимого для работы мною составлен. Проблем с приобретением быть не должно — все, по моим сведениям, имеется в наличии, в специализированных магазинах. Адреса указаны на обратной стороне листа. Заменять ничего нельзя, нужен только этой модели, — ничего сопоставимого по качеству не существует! Остальное оборудование не составит труда приобрести в специализированном магазине «Товарищество онкологов, хирургов, энтерологов, судмедэкспертов».
— Длинное название, могу не запомнить, — засомневался Вараниев, но Аполлон Юрьевич его успокоил:
— Полное название запоминать нет абсолютно никакой необходимости, запишите сокращенное название по первым буквам. Мне потребуется непродолжительный отрезок времени для подготовки к началу работы, а через неделю, возможно, вам придется принести мне оговоренный миллион.
— Почему через неделю? — поинтересовался Вараниев.
— Видите ли, друг мой… — встав со стула и прохаживаясь вокруг стола, заговорил Ганьский. — Я — не бог, а всего лишь ученый. Ученые могут и побеждать, и проигрывать. Торжествовать по поводу правильной гипотезы и признаваться в ошибках. Я могу с большой долей вероятности надеяться на непогрешимость своих научных изысканий, но не могу эту непогрешимость гарантировать. Тем более, очень часто практическое воплощение теоретических изысканий скрывает в себе подводные камни, а иногда и айсберги, о которые в пух и прах разбиваются надежды ученого. Короче, через неделю я узнаю, удался мне первоначальный этап или нет. От этого всe и будет зависеть. В случае неуспеха купленное вами оборудование верну незамедлительно. В случае успеха — оставлю себе.
— Что ж, спасибо, — кивнул Виктор Валентинович. — Перечисленное в списке привезу в субботу вечером.
— Договорились, — прозвучал ответ Ганьского.
* * *
Аполлон Юрьевич, последнюю неделю фактически живший у Марины, вернулся к ней сразу же после встречи с Вараниевым. От ее взора не ускользнуло выражение озабоченности и задумчивости на лице друга. Однако будучи женщиной умной и деликатной, она не подала вида, предоставив ученому самому начать разговор о том, что его волнует. И Ганьский заговорил четко, отрывисто. В его словах чувствовалось внутреннее, не поддающееся контролю напряжение:
— Марина, я должен сообщить тебе, что приступаю к постановке эксперимента, весьма необычного и чрезвычайно сложного. Это, возможно, главная работа в моей научной карьере. Сложность и уникальность задачи, которую я попытаюсь решить, обусловливают необходимость моего практически постоянного присутствия в зоне эксперимента. До сих пор еще никому не удавалось осуществить ничего подобного, даже при наличии великолепно оснащенных лабораторий и квалифицированных помощников. Твой покорный слуга набрался наглости провести его в домашних условиях, располагая лишь минимально необходимым набором оборудования. Однако качество наших отношений не должно пострадать. Говорю с тобой об этом в надежде на твою мудрость и замеченную мной потрясающую способность находить нестандартные выходы из непростых ситуаций.
Женщина подошла к ученому, обняла и мягко произнесла:
— Спасибо за комплимент. Есть над чем подумать. Абезвыходных ситуаций нет. Правда, Ганьский?
— Если голова не отрезана, — уточнил Аполлон Юрьевич.
— Сколько времени тебе потребуется на исполнение задуманного?
— Затрудняюсь сказать. Определенно не более шести недель.
— Аполлон, давай попробуем разложить ситуацию по полочкам. Наше проживание у тебя исключается полностью, ведь менять школу для Евгения было бы ошибкой. Следовательно, остается вариант свиданий. Что ж, я смогу к тебе приезжать, но оставаться на ночь не получится: все-таки Евгений еще недостаточно взрослый, чтобы спокойно оставлять его дома одного. — В голосе Марины улавливалось сожаление.
— В таком случае, — заметил Ганьский, — наши отношения по содержанию будут напоминать встречи любовников.
— А что остается, Аполлон? Мы оба связаны личными ситуациями. Нам придется это принять.
Ганьский подошел к телефону и позвонил Вараниеву, попросив о срочной встрече. Договорились увидеться у Аполлона Юрьевича дома за час до полуночи. Ганьский провел еще некоторое время у Марины — играл в шахматы с Евгением и дважды выиграл, рассказал подростку массу интересного из мира науки. Все вместе поужинали. Смотрели телевизор. Около часа ученый читал стихи Гумилева и Блока, Мандельштама и Цветаевой. Ровно в десять, нежно попрощавшись с Мариной и пожав руку ее сыну, Ганьский отправился домой.
* * *
Виктор Валентинович был подчеркнуто пунктуален, явился точно в назначенное время. И сразу спросил:
— Случилось что-то экстренное?
— Ровным счетом ничего, — успокоил Ганьский. — Но мне хотелось бы поведать вам о некоторых неудобствах, которые мне предстоит испытать, и с вашей помощью предпринять попытку их преодолеть.
— Чем смогу — помогу, — откликнулся председатель.
— Речь идет о неизбежности появления в связи с предстоящей работой чисто бытовых проблем, высокая степень выраженности которых безоговорочно выведет меня из рабочего состояния. Дело в том, что я, живой человек, буду вынужден на длительное время отказаться от своего привычного жизненного ритма: постоянное присутствие рядом с объектом эксперимента обязательно. Но! Если бы вы, уважаемый Виктор Валентинович, любезно согласились освободить меня от той части трудов, которая не требует моего личного присутствия как ученого, я был бы глубоко признателен.
Вараниев внимательно слушал Ганьского, но не понял суть просьбы. И Аполлон Юрьевич, увидев недоумение на его лице, продолжил:
— Успешный результат дела в большой мере зависит от технического обеспечения. Короче, мне нужен помощник, который в ночное время будет следить за температурным режимом в комнате, правильным электроснабжением и некоторыми другими параметрами, обязательными для выполнения работы.
