Председатель задумался. Подобная перспектива его никак не устраивала.
— К сожалению, я не могу взять это на себя: семья, ревнивая супруга… А вот нашего общего друга, считаю, привлечь можно. Я про Еврухерия.
Ганьский без энтузиазма посмотрел на гостя, но согласился.
Таким образом, кандидатура была определена — оставалось только получить согласие Макрицына.
Обстоятельство, что Еврухерий любит поспать, беспокоило ученого, однако Аполлон Юрьевич знал, как решить проблему на то время, которое предстояло провести ясновидящему в качестве помощника. Второй вопрос, который не давал покоя Ганьскому, был несравненно сложнее. После серьезных раздумий он решил отказаться от идеи выращивания ребенка в лабораторной посуде. Плод после трех-пяти недель развития, при благоприятном течении обстоятельств, Аполлон Юрьевич склонялся подсадить суррогатной матери. Вот этот вопрос он и поднял перед Вараниевым, сначала шокировав его, а затем озадачив.
— Да, да, уважаемый Виктор Валентинович, именно так, полагаю, необходимо сделать, дабы защитить себя от целого ряда последующих неприятностей — от дурацкой ситуации с регистрацией ребенка до кривотолков касательно его появления на свет божий. Как бы строго мы ни конспирировались, все равно факт лабораторного создания вылезет наружу. Ведь поговорка «Знают двое — знают все» абсолютно верна. К тому же вынашивание ребенка здоровой, желательно не курящей и не злоупотребляющей алкоголем женщиной, предпочтительнее — деревенской, дает нам намного больше оснований надеяться на благоприятный исход мероприятия.
— В деревнях-то нынче баб здоровых не осталось — пьют все, — заметил председатель.
— Резонно, — согласился Ганьский. — Что ж, я не настаиваю, можно взять городскую. В любом случае — после тщательного обследования на всевозможные инфекции, группу крови и резус-фактор. Надлежащие материально-бытовые условия, уверен, вы обеспечить сможете.
Ученый вдруг прервал монолог, сел в кресло, обхватил руками голову и забормотал:
— Впрочем… Н-да… Господи боже мой! Совсем заработался, замотался…
Вараниев забеспокоился было, что ему плохо, но Ганьский так же неожиданно поднялся со словами:
— Я говорю о какой-то суррогатной матери, совершенно упустив из виду, что лучшей кандидатуры, чем ваша сестра, и придумать трудно. Да, решено! Безальтернативно! И обсуждению не подлежит! Пожалуйста, потрудитесь попросить ее срочно сдать анализ крови и результаты немедленно предоставьте мне. Полагаю, ваша сестра чрезвычайно обрадуется возможности родить своего сына вновь. Или я не прав?
— Я все понял, — ответил председатель. — Могу я идти?
— Да, конечно. Огромное спасибо за понимание. Жду оборудование и немедленно приступаю, — сказал напоследок Аполлон Юрьевич.
Вараниев вышел из подъезда ученого в первом часу ночи (начиналась суббота), не на шутку озадаченный требованием Ганьского. Боб Иванович ждал председателя, и когда тот появился, второй человек в партии почувствовал: случилось нечто непредвиденное. До самого рассвета обсуждали товарищи сложившуюся ситуацию, выпив немереное количество чая и поглотив несколько пачек сушек. А утром, в шесть тридцать, связались с Костромой, с Жанеттой Геральдовной Хвостогривовой. Та удивилась столь раннему звонку, но вопросов лишних не задавала, приехать согласилась, испросив лишь разрешения остановиться на партийной квартире.
Еврухерия разбудить удалось только после двадцати минут непрерывного звона. Сняв трубку, Макрицын выдал всего одно слово, имевшее глубоко негативную эмоциональную окраску: «Сволочи!» Затем последовал закономерный вопрос: «Кто звонит?»
Шнейдерман поприветствовал Еврухерия словами: «Доброе утро, ненаглядный…» — но продолжить не успел — ясновидящему такое обращение не понравилось, и он повесил трубку. Однако Боб Иванович повторил звонок, и Макрицын сильно пожалел, что не отключил аппарат. Во всяком случае, через некоторое, совсем непродолжительное время ясновидящий уже шел по направлению к остановке общественного транспорта. А явившись на партийную квартиру, недобро глядя на товарищей, от предложенного чая отказался — ждал, когда объяснят причину экстренного вызова. Заговорил Вараниев:
— К сожалению, Еврухерий, этот самый Ганьский — человек непостоянный, часто меняет решения и договоренности. И мы должны удовлетворять его капризы, потому что выбора у нас нет. Вчера вечером он объявил, что ему нужен помощник. Сошлись на твоей кандидатуре, ведь предложить ему постороннего человека нельзя — слишком секретное дело. Надо, чтобы ты ночью следил за показаниями приборов в квартире твоего друга.
— А спать я когда буду?! — явно не обрадовался Макрицын.
— Хоть весь день спи, — уточнил Вараниев, — но не на дежурстве.
— И сколько дней?
Виктор Валентинович прищурился:
— Не знаю. Сколько потребуется. Это задание партии.
— Ладно, я согласен, — тяжело вздохнул Макрицын.
— Я в тебе не сомневался! — довольно кивнул Вараниев. И добавил: — Хороший ты парень, Еврухерий.
На том и расстались.
* * *
С приобретенным оборудованием председатель поехал к Ганьскому один. Аполлон Юрьевич осмотрел все и остался доволен.
— Ну что ж, все идет замечательно. — Ученый был в приподнятом настроении. — Начну работу через некоторое время, необходимое для подготовки технической стороны вопроса. А теперь наберусь наглости попросить вас передать мне оговоренную сумму денег.
Краска сошла с лица Виктора Валентиновича: просьба была несвоевременной. Он несколько раз пытался что-то объяснить, но ничего более внятного, чем нечленораздельные звуки, отдаленно напоминавшие «э» и «у», ученый не услышал.
— У вас проблемы с финансированием? — предположил Ганьский.
С трудом, но председатель все же собрался:
— Проблем с деньгами у меня нет и быть не может. Вам был обещан миллион, и эту сумму никто не собирается пересматривать.
— Почему же? — улыбнулся Ганьский. — Я бы не возражал против ее увеличения.
— Супруг сестры согласен выплатить весь гонорар, — пропустил шутку мимо ушей Вараниев, — только через три года после генетического подтверждения…
— Тогда, боюсь, вам придется поздравить своего родственника с экономией миллиона.
— Я не договорил, — продолжил председатель. — Предложение такое: он вам платит триста тысяч сразу. Деньги могу привезти через два часа. Еще триста — после рождения ребенка. Остаток — через три года, после того, как анализы подтвердят, что воспроизведен их сын. Такой вариант вас, Аполлон Юрьевич, устроит?
— В понедельник в девять утра жду вас в «МосГосСохранБанке» на Комсомольском проспекте, — согласился ученый.
Ганьский изначально сомневался, что всю сумму удастся получить сразу, и внутренне подготовился к подобному повороту событий. Аполлон Юрьевич обладал необычной интуицией: зачастую не мог предугадать развитие весьма простой ситуации, но имел невероятно сильное чутье на значимые события, ожидающие его.
