Подобные мысли не давали покоя председателю. Он часто и подолгу говорил на эту тему со Шнейдерманом. Боб Иванович придерживался своей точки зрения. А именно: необходимо искать альтернативу. Но где? К кому обратиться? Ни один ученый, ни одна клиника в мире не проводит этиологической терапии. Только социальную адаптацию. За десять лет Виктор Валентинович в совершенстве овладел медицинскими терминами, проштудировав множество медицинских изданий: учебники, справочники, монографии, журналы. Но впереди вырисовывался тупик, выбраться из которого никакой возможности Вараниев не видел.
Несколько раз за эти годы звонил Зайцевский с предложением своих услуг. Однажды даже напросился в гости и явился вместе со своим другом профессором Графкиным, по-прежнему работавшим в Детском пищеварительном институте. Когда визитеры вошли в новую квартиру Вараниева, интерьер и обстановка произвели впечатление.
— Финны работали? — первым делом спросил Зайцевский, на что Виктор Валентинович ответил уклончиво:
— Кто их знает, я с бригадиром дело имел.
Графкина ни квартира, ни отделка, ни планировка не заинтересовали. Его вообще квартиры не интересовали. Потому что профессор с помощью нескольких браков удовлетворил свои жилищные амбиции и теперь проживал на большой площади в самом центре Москвы — в шикарных, с лепными потолками, апартаментах.
— Дезинфекцию регулярно проводите? — поинтересовался у хозяина Графкин.
— Не совсем понимаю ваш вопрос, — ответил Виктор Валентинович. — Насколько знаю, дезинфекцию делают, когда в квартире заразный больной.
— Вы напрасно так думаете! — возразил профессор, попутно впрыснув себе в нос какую-то дрянь с запахом формалина. — Микробы есть везде, и с ними необходимо вести постоянную борьбу. Тем более, к вашему сведению, они тоже не теряют времени даром — видоизменяются, переходят на комбинированные пути распространения.
Вараниев позвал гостей в гостиную. Осмотрев Велика, Зайцевский констатировал полное отсутствие у ребенка каких бы то ни было признаков «синдрома попугая», но глазные яблоки показались ему желтоватыми. Затем профессор Графкин, надев перчатки, виртуозно провел перкуссию и пальпацию, определив печень ребенка в нормальных границах и спокойной. После этого Зайцевский очень подробно стал расспрашивать председателя о развитии и здоровье ребенка за прошедшие годы, а Антон Ильич отправился в ванную — проводить свои обычные профилактические антибактериальные мероприятия.
Вернувшись в гостиную, Графкин застал такую картину: огромный живот коллеги летал по комнате, увлекая за собой не менее впечатляющих размеров голову, прикрепленную к туловищу короткой шеей. Зайцевский был сильно возбужден и извергал поток слов:
— Попавшись на удочку проходимца, вы упорствуете, как несмышленое дитя, не соглашаясь с доводами ученого, профессора, признанного авторитета, автора научных работ и заведующего профильной кафедрой! А негодяй, подло используя ваше горе, болезнь вашего ребенка, морочит вам голову! И при этом вы хотите меня убедить, что не имеете никаких контактов с Ганьским! Я читал его жалкую статейку, опубликованную в малоизвестном британском медицинском журнальчике для домохозяек и любителей жареных фактов. Полный бред, чушь собачья, ничего конкретного! С научной точки зрения меня не интересует, но я уверен, что описанный в ней случай — случай именно Велимира, и я не понимаю вашего намерения скрыть данный факт от меня. Не упрямьтесь, скажите мне, что вводил этот прохиндей ребенку, и я попытаюсь разоблачить его псевдонаучную гипотезу. Вы всегда сможете рассчитывать на дружеское плечо самого известного в мире специалиста по «синдрому попугая»! Не теряйте времени, ведь может быть поздно: недоученный авантюрист погубит мальчика. Говорите же!
Вараниев по-прежнему утверждал, что его с Ганьским связывают только приятельские отношения:
— Ну, бывает, заскочу раз в три-четыре месяца в шахматишки побаловаться.
Зайцевский, поняв, что ничего не добьется и зря потерял время, оставил квартиру председателя. Но напоследок со словами «Уверен, что вы одумаетесь!» все же дал номер своего домашнего телефона.
* * *
Подошли дни визита к Ганьскому. В первый из них, как обычно, ученый произвел забор крови. На следующий день Велик с утра пребывал в приподнятом настроении: накануне Вараниев пообещал взять его с собой в выходные на рыбалку. В одиннадцать утра председатель с ребенком были уже у ученого. Процедура прошла рутинно, заняв, как обычно, не более трех минут.
Затем Велика отправили на кухню пить чай с его любимым овсяным печеньем, которым регулярно угощал хозяин квартиры, а Виктор Валентинович решил рассказать Ганьскому о визите Зайцевского.
— Недавно ко мне, неожиданно напросившись в гости, пришел Зайцевский с другом, — начал Вараниев.
Ганьский оживился:
— Так-так… С каким другом?
— С профессором Графкиным из Детского пищеварительного института, — уточнил Виктор Валентинович.
— Не первый раз слышу эту забавную фамилию. Известнейший специалист по проблемам желудочно-кишечного тракта у детей. Читал некоторые из его работ, касавшихся иммунологических аспектов при заболеваниях тонкого кишечника. Весьма и весьма профессионально написаны. Лично не знаком. Пожалуйста, продолжайте, — попросил Ганьский, раздумывая над причинами, побудившими Зайцевского нанести визит совместно с гастроэнтерологом.
— Они осмотрели ребенка, после чего насмерть перепуганный бактериями Графкин ушел мыться в ванную, а Зайцевский стал требовать от меня всей правды, — посмеиваясь, рассказал Виктор Валентинович.
— А именно? — уточнил Аполлон Юрьевич.
— Попросил назвать лекарство, которым вы лечите Велика, — прямо ответил председатель.
— Потрясающе наглый человек! — заключил Ганьский. — Может быть, он полагал, что я написал для вас формулу препарата в прихожей на стене, чтобы вы не забыли? А заодно и процесс его получения? Скажу по секрету: все, что касается лечения «синдрома попугая», я держу в самом надежном месте — в голове. Оттуда украсть невозможно! И каков же был ваш ответ?
— Я сказал, что вы к лечению Велика отношения не имеете. А мы с вами просто иногда встречаемся за партией в шахматы. Он обзывал вас по-всякому и упоминал про какую-то вашу статью в английском журнале для домохозяек.
Ганьский засмеялся:
— Прелестно! Пожалуйста, припомните точно его слова.
— Дословно он сказал так: «Я читал его жалкую статейку, опубликованную в малоизвестном британском медицинском журнальчике для домохозяек и любителей жареных фактов».
Смех Ганьского усилился.
— Очаровательно! Недавно в Москву приезжал научный редактор журнала, и я с ним встречался. Англичанин поведал, что господин Зайцевский ежемесячно присылает в редакцию свои работы, чем порядком поднадоел сотрудникам. Дело в том, что это самый авторитетный в мире научный журнал по вопросам психиатрии и проблемам нервной системы. Печатает только конкретную, серьезную информацию от авторитетнейших ученых. В последнем номере был опубликован конспект моей работы по некоторым аспектам «синдрома попугая». Данные и результаты, которые я решился опубликовать, по сути своей революционны. Прочитав мою статью, толстяк и пришел к вам. Он не настолько глуп, чтобы не догадаться: вашего ребенка лечу я. Кстати, у меня есть для вас чудесная новость, но о ней позже.
