— Федор, — еле слышно позвал он друга, — срочно звони Вараниеву. Номер в записной книжке. Она у Марины в сумке.
— Там нет его номера, — перелистав все страницы, сообщил Федор Федорович.
— Тогда звони Еврухерию. Передай ему для Вараниева, к кому обратиться насчет Велимира: четыреста девяносто девять — пятьсот тридцать восемь — двадцать се-е… — Ив этот момент веки Аполлона Юрьевича сомкнулись.
Кемберлихин побежал в дирекцию дома отдыха — там имелся телефон.
* * *
На торжественное собрание Макрицын не пошел, сославшись на головную боль и общее недомогание. На самом деле он чувствовал себя неплохо, но пребывал в скверном настроении. Причиной тому послужил неожиданный звонок Ангелины Павловны несколько дней назад. Экс-супруга сообщила, что выходит замуж за очень ревнивого человека, а потому просит никогда больше ей не звонить. Собственно говоря, сам факт предстоящего бракосочетания незабываемой Ангелины Павловны расстроил Еврухерия не слишком сильно, так как он был к этому готов: тонкий ценитель толстых женщин справедливо полагал, что на обладательницу такой аппетитной внешности желающие всегда найдутся. Счастливым женихом оказался восьмидесятишестилетний бывший главный бухгалтер московской фабрики грелок и велосипедных покрышек, фамилию которого Ангелина Павловна не назвала из соображений безопасности. На том бы и закончиться беседе, но к сожалению, женщины часто и без видимых причин не отказывают себе в удовольствии лишний раз испортить кровь своим бывшим «половинам».
— И он еще может! — ехидным голосом заявила Ангелина Павловна.
Еврухерий в расстроенных чувствах, даже не попрощавшись, положил трубку телефона и опустился на стул. Все последующие дни скверное настроение не покидало Макрицына. Вот и сегодня, отказавшись от завтрака и обеда, он лежал на кровати, размышляя о коварстве женщин, когда неожиданно раздался звонок Кемберлихина.
— Еврухерий, Ганьский скончался, — услышал ясновидящий дрожащий голос Федора Федоровича. — Перед смертью просил номер телефона Вараниеву передать. Пиши.
Кемберлихин назвал восемь цифр, после чего сообщил, что последние две Аполлон не успел сказать.
* * *
— Что случилось? — увидев бледное лицо и испуганные глаза Еврухерия, спросил председатель.
Ясновидящий молчал. Пытался что-то сказать, но не мог: губы его дрожали, рот хватал воздух, как у оказавшейся на берегу пойманной рыбы. Вараниев подскочил к нему, схватил за плечи, с силой встряхнул и заорал так, что делавший доклад Шнейдерман запнулся на середине предложения, а по залу прошелся гул. Дар речи частично вернулся к Еврухерию:
— Ганьский умер.
— Что?! Не может быть! Нет, этого не может быть! — повторил Виктор Валентинович, обхватив руками голову. — Кто тебе сообщил?
Макрицын рассказал все, как было.
— Кто тебе сказал, что он умер?
— Кемберлихин Федор Федорович. Друг.
И тут Виктор Валентинович осознал весь трагизм ситуации: ни имени, ни фамилии, ни телефона человека, которого Ганьский посвятил в тайну лечения. Он опустился на одиноко стоящую за кулисами скамейку и задумался.
Закончив выступление, Боб Иванович сразу же подошел к председателю, рядом с которым сидел ошарашенный известием Еврухерий.
Вараниев поднял голову:
— Боб, Ганьский умер. Друг его звонил. Ученый ему телефон врача для Велика диктовал, но не успел номер полностью назвать. У нас есть восемь цифр. Сейчас же езжай домой, садись и начинай звонить. Надо прозвонить девяносто девять номеров. От ноль один до девяносто девять. Дозвониться необходимо по всем без исключения номерам. Сколько займет времени, столько займет — день, два, три… Возьми Еврухерия в помощь. Как разговаривать — сам подумай. Не придумаешь ничего толкового — завтра вместе решать будем. А ты, — обратился он к Макрицыну, — узнай, когда хоронить будут. Надо пойти.
— Да, дань уважения отдать следует, — рассудил Боб Иванович.
— Какая, к черту, дань уважения?! Идти надо, чтобы попытаться хотя бы что-нибудь узнать. Народу на похоронах много будет, может, что-либо и выведаем, — цинично объяснил Вараниев.
— Ты прав, — согласился второй человек в партии, — один справлюсь.
— Если мы не найдем того человека — всe пропало. Все, чему мы посвятили столько лет, на что истратили огромные деньги. Пройдет полгода, и симптомы вернутся. А это ка-та-стро-фа, — медленно и отрешенно произнес председатель.
Первый звонок Шнейдермана оказался в объединенную справочную служб по уничтожению мышей, крыс и квартирных насекомых. Затем было несколько частных номеров. В этих случаях Шнейдерман представлялся сотрудником «Института неразрешимых социальных проблем» и задавал один вопрос: «Скажите, пожалуйста, имеет ли кто-либо из проживающих в квартире отношение к биологии, генетике, биохимии, медицине?» Дважды он получил утвердительные ответы. В одной из квартир проживала бывшая учительница биологии, ныне пенсионерка. В другой на звонок неохотно ответил хриплым голосом мужчина, явно навеселе:
— А чего тут такого? Имею самое прямое — работаю в Институте генетики животноводства.
Шнейдерман вздрогнул и вкрадчивым голосом спросил:
— Знакомы ли вы с трудами Аполлона Юрьевича Ганьского или с ним самим?
Ответа не последовало.
Боб Иванович мобилизовал все свое умение входить в доверие даже к не самым контактным людям. Сначала он сделал комплимент нетрезвому гражданину:
— Сразу вижу, что говорю с человеком умным, — дурак паузу на обдумывание не возьмет!
— А чего тут думать, вспомнить пытаюсь, — услышал второй человек в партии. — Нет, не слыхал о таком. Не доводилось.
— Простите, не могли бы вы в двух словах рассказать о вашей работе? — попросил Боб Иванович.
— А чего тут рассказывать? — последовал ответ. — Электриком я там. Второй год уже.
— Будьте осторожны, чтобы током не убило! — выразил свои пожелания электрику разочарованный Шнейдерман и набрал следующий номер.
Затем еще один… И еще… Ему ответили заведующая библиотекой и диспетчер автопарка, контора по утилизации старых лифтов и мастерская по пошиву ортопедических бюстгальтеров, продуктовый магазин и детский сад… Когда в резерве остались последние четыре номера и шансы на успех казались уже призрачными, второй человек в партии набрал «девяносто шесть». Ответил женский голос:
— Слушаю вас.
— Простите, пожалуйста, — обратился Боб Иванович, — куда я попал?
— Клиника наследственных болезней имени третьего закона Менделя.
Холодный пот прошиб Шнейдермана, слабый электрический разряд пробежал от шеи к ахилловым сухожилиям, в висках застучало.
— Будьте любезны, мадам, подскажите адрес клиники.
— Стрючково-Гороховая, дом девять. Если вы на консультацию, то запись по вторникам с десяти до двенадцати, — вежливо ответила женщина И удостоилась искренней благодарности:
