— Точно говорю!
Вот ради этого, может быть, Мередит и оставалась в Коннектикуте — хоть кто-то рядом считал ее стоящим человеком. Двенадцать лет назад ей было шестнадцать. Столько же, сколько нынче Сэму. Годы с тех пор прошли в тумане: никчемные минуты, сливающиеся в единый сумрак. Говорят, время врачует раны, однако Мередит так и не сумела оправиться от того, что стряслось. Прошлое длилось в настоящем, каждое мгновение минувшего — в тысячу раз важнее и ближе, чем текущая, реальная жизнь. Двенадцать лет она не чувствовала ничего. Даже и не пыталась.
Она видела следы от уколов на руке Сэма Муди, порезы на его руках. Те японские ножи в его комнате — безобидный антиквариат, как он выразился, — могли, оказывается, наносить увечья. Мередит прошла через все это сама. Она прекрасно понимала, что делает Сэм. Старается чувствовать — хотя бы что-нибудь. По этой части она могла бы и сама давать уроки — куда успешнее, чем по алгебре. Изучила эту науку со всех сторон. И знала одно: раз больно, значит, ты жив. Если быть в живых — то, чего тебе надо. Если это, когда подумаешь, хоть чего-то да стоит.
Сэм исчез в октябре. Такое случалось и раньше, но лишь на ночь-на две — чтобы, перепугав всех основательно, притащиться назад из Бриджпорта в жестоком похмелье, изможденным наркотой и с заготовленной в виде объяснения небылицей, какой и сам особо не рассчитываешь обмануть отца и Синтию. Но на этот раз было иначе. Прошли четыре ночи, пять ночей… В воздухе, принесенная волной раскаяния, нависла печаль. Каждый вечер Джон Муди садился ждать в гостиной, но Сэм не появлялся. Хотя бы уж на худой конец, сверкая мигалками, остановилась перед домом машина шерифа — и то бы легче! При этом Джон считал, что звонок в полицию может легко повлечь за собой новые осложнения, поэтому нанят был частный детектив. Сэма видели в Бриджпорте, в компании обкуренных дружков, но точно установить его местопребывание было затруднительно, а на помощь оравы его жутковатых приятелей рассчитывать не приходилось — те, даже получив мзду, поставляли ложные сведения. Сэм ускользал; он знал, как затеряться.
На шестую ночь Мередит отправилась искать его сама. Прочесывала заваленные хламом улочки кварталов, где Сэма хорошо знали. Ну как же, Сэм, — это такой, с приветом, говорили ей люди, однако тем дело и ограничивалось. Мередит обратила внимание, что очень редко увидишь, как на крыльце, на ступеньках у подъезда, прохлаждаются женщины — сплошь одни мужчины. Молодые. С печатью неблагополучия, понурые — такие, которым больше нечего терять. Мередит проехала мимо автобусной остановки, ища места, где собираются подростки; остановилась у захудалой винной лавки. Каждому, кто в нее заходил, показывала фотографию Сэма, но не услышала ничего.
— Бросьте вы это, — посоветовала ей приятная на вид женщина постарше. — Нагуляется — явится сам.
Когда Мередит вернулась назад, Джон Муди еще сидел и ждал в гостиной.
— Похоже, безнадежный случай, — сказал он.
— Пока еще — не совсем. Возможно, он задержался у кого-нибудь из приятелей.
— Я не про Сэма. Я — о себе в качестве родителя. — Мередит села на диван, не снимая темно-синего пальто, надетого, так как на дворе уже становилось прохладно. — Чем-то я, видимо, проштрафился в прошлой жизни.
Мередит усмехнулась.
— Речь не о том, что вам ниспослано наказание. Речь вообще не о вас. Речь идет о Сэме.
— И все же я терплю наказание. Мне это с некоторых пор стало ясно. Я в это твердо верю.
Мередит пожалела, что не догадалась войти в дом через кухню и избежать этой встречи. Она чувствовала себя виноватой, что так и не открыла Джону Муди, каким образом оказалась в его доме, — скрыла, что, еще до того, как здесь появиться, знала, кто он такой. Знала, что он из тех, кого отчаяние толкает искать помощи у экстрасенса.
— А вот я, кажется, ни во что не верю, — сказала она.
— Хорошо вам. Раз ни во что не верите — стало быть, ни в чем и не обманетесь. Я, к сожалению, верю, что все мы расплачиваемся за свои ошибки. Горим в огне за свои грехи.
Джон Муди извинился и пошел наверх. Такое не обсуждают с няней, нанятой глядеть за детьми. Сокровенное, что пробирает до костей, задевает за самое живое. Беду, которую ты носишь в себе. К тому же было ясно, что этой ночью Сэм уже не появится домой — тем более, что и самой-то ночи уже не было. Небо яснело, проливая свет с вышины в Стеклянный Башмак.
Мередит чуть не уступила соблазну выдать Джону Муди правду. Я тоже ее вижу. Это она привела меня сюда. Пожалуй, если я и верю во что-нибудь, так это в привидения. Но вместо того — промолчала, как всегда ограничиваясь тем, чтобы просто делать свою работу. Попадется зола — смахнет в совок. Птица в дом залетит — поймает и выпустит на волю. Черепки битой посуды выбросит в мусорный ящик. Странных теней пыталась не замечать. Но вот Сэм — как было не замечать его отсутствие?
— Сегодня он обязательно к вечеру будет дома, — объявляла во всеуслышанье Бланка шесть, потом семь, потом восемь дней подряд.
Нужно было как-то жить дальше, правильно? Хочешь ты или нет, но мир не стоит на месте из-за того, что кто-то один — пропал. Повседневная жизнь худо-бедно текла своим чередом. Приходили газеты, готовилась еда, выполнялись дела по хозяйству. Как-то днем Мередит повезла Бланку в библиотеку за книжкой, нужной для сообщения о мировых религиях. В библиотеке Мередит бросилось в глаза объявление, что в конце месяца состоится лекция на тему «Физика параявлений». Преподаватель и аспирант Йельского университета будут вести дебаты о том, существует ли в самом деле иное измерение.
К Мередит подошла сзади Бланка.
— Отец говорит, что все это чушь собачья.
— Ах, вот как?
Назад, когда им выдали книги, Мередит шла, неся одну половину, Бланка — другую. Из мировых религий Бланка, пожалуй, отдавала предпочтение буддизму. Она была вообще склонна веровать — не совсем, правда, сознавая толком, во что. Запойная страсть ее к чтению неустанно возрастала. Она не пропускала возможности заглянуть в книжную лавку и вечно пропадала в библиотеке. Держала припрятанной под кроватью стопку книг, выбор которых никак не вызвал бы одобрения у Синтии: всякую всячину от Сэлинджера до Эрики Джонг, какую девочкам в ее годы читать не полагается.
— Он говорит, паранормальные явления — чушь, — поправилась Бланка. — «Собачья» я прибавила от себя.
— Прелестный лексикончик, Би!
— Большущее спасибо!
На обратном пути, когда они сворачивали за угол, обсуждая под звуки радио «Кантри плюс Вестерн», какой у кого любимый отдел в библиотеке (отдел беллетристики — у Бланки, исторической литературы и биографий — у Мередит), им встретился Сэм. Они было совсем забыли на какие-то минуты, что он исчез. От библиотек и охапок книжек такое случается. И даже когда увидели его, едва было не решили, что им почудилось — что это бескровный, зыбкий дух, вызванный их воображением. Но нет, то был действительно Сэм. Стоял возле магазина и рисовал на тротуаре. Вокруг собралась кучка зевак. Везде, куда ни глянь, господствовали краски. Разбросанные, вперемешку с кровью, синие перья, белые кости. На самом же деле — всего лишь цветные мелки по асфальту.
