Проскальзывая в полёгшей траве, Ефим спустился к яблоне. Немного не доходя, остановился. На земле лежало тяжёлое, жёлто-зелёное в красноватых пестринах яблоко. Позёмковое – старинный польский сорт, вкусом напоминающий садовую землянику.
Медленным заученным движением Ефим поднял яблоко, обтёр рукавом плаща, надкусил. Нежная рассыпчатая мякоть таяла во рту. Ефим не чувствовал вкуса.
Психологи называют это состояние «ложная память», а если хотят выглядеть особо умными, говорят: deja vu. Хотя ничего ложного в его состоянии нет – вчера он точно так же стоял на склоне и ел яблоко. Странного в его находках тоже нет, не под берёзой же он поднял это яблоко. Яблоко от яблоньки, как говорится, недалеко катится. Оно и есть недалеко – правда, вверх по склону. Но это уже какая-то флюктуация. Нечего голову по пустякам ломать, домой пора, обед варить.
Подземелье встретило его привычным холодом и затаившейся тишиной. Ефим набрал внизу сетку штрифелей, вернулся в дот и заложил засов. Поковырялся в шкафу, выбрал пакетик куриного супа с макаронными изделиями и кашу московскую с мясом – тоже из пакетика. Пока закипала вода, сидел, жевал яблоки. Яблоки перед обедом не портят аппетит. Скорее – наоборот.
Обидно, что так получилось с часами. Странно и непонятно. Может, они нарочно – поиздеваться решили? Злобствуют, что Путило своего человека привёз, а не кого-нибудь из местных нанял. Ну и пусть. Чем скорее он забудет о сегодняшнем походе, тем больше нервных клеток сохранит.
Суп кипел. Каша загустела и уже не булькала, а сыто пыхала на плите. Ефим добавил в кашу кусочек маргарина и перемешал. Вкусно пахло глютаматом натрия и сублимированным мясом.
Ефим вытащил из сумки стопку привезённых с собой книг, сложил их под кровать, чтобы под рукой были. Хватит бегать, пора начинать размеренную жизнь. Завтра он напечёт блинов и сделает налистники. Когда ещё в наше время удастся попробовать налистники? А чужеплеменные деревни, склепы, привидения пусть живут сами по себе. Он приехал сюда ради яблок.
Во второй половине дня облака разошлись, солнце на недолгие пять минут заглянуло в стальную амбразуру. Мир озарился. Свет лучом упал на стол, заставил померкнуть усталую лампу. Ефим выглянул на улицу. Как всегда, когда смотришь с поверхности земли, самыми важными кажутся те предметы, что всего ближе к тебе. Отцветшие травины с развешенными на них паутинками, круто падающий склон, идеально простреливаемый, без единой мёртвой зоны. И только потом – замшелое дерево, болотце, жидкий кустарник. Под яблоней в серо-зелёной осенней траве что-то краснело, словно нечаянный живописец выкрасил землю охрой.
Ефим поспешно отвёл взгляд. Померещилось. А если и нет – мало ли что может краснеть под яблоней? Обрывок кумачовой тряпки, смятая пачка из-под сигарет, изъеденная рыжей ржавчиной консервная банка… Что же – из-за каждой мусорины под окном двухкилометровые пробежки устраивать?
Ефим отключил плиту, снял суп, отхлебнул немного, обжёгся, а потом как-то вдруг обнаружил, что уже спешит по проходу, сжимая в кулаке инстинктивно прихваченный фонарь.
Под деревом лежало яблоко. Мелба – новый сорт, районированный в Ленинградской, Псковской, Новгородской и, кажется, Костромской областях. Добротный кухонный сорт, вполне обыкновенный в пригородных садоводствах. Порой встречается и по деревням. Но не здесь же! Это же штрифель, он точно помнит!
Ефим поднял яблоко, отёр рукавом. Нет, никакого обмана, настоящее яблоко: зелёная кожица с ярким румянцем, на боку – след зажившей градобоины, а больше никаких дефектов. Непохоже, что это яблоко прибыло издалека, слишком уж оно свежее и чистое, сразу видно, что оно с этого дерева, здесь выросло, созрело, упало в мягкую траву и откатилось немного. Вверх по склону.
Пересиливая себя, Ефим поднёс яблоко ко рту. И вдруг опустил руку, поражённый простой до очевидности мыслью. Крысы! На этом дереве вообще ничего не растёт, яблоки, которые он тут находит, – с его склада. Крысы воруют их и укатывают в норы. Крыса – зверь умнющий, отбирает только самые лучшие плоды. Одна ложится на спину, другие вкатывают яблоко ей на брюхо, а потом тащат за хвост, как на салазках. Вот яблоко и остаётся целёхоньким. А он, кретин, ел их, не вымыв! Какая пакость, не хватает ещё желтуху подцепить!
Ефим размахнулся и зафигачил яблоко подальше в болото.
Теперь чуткая тишина подземелья не удивляла. Шаги? – конечно, шаги! Дыхание? – сколько угодно! Крысы, всюду крысы. Пробираются между бочками, ползают под ящиками, точат, грызут. Не повезло Сергею Лукичу, не продумал, не предусмотрел. Испортят ему грызуны товар.
Но сторожа это не касается, он бережёт добро только от людей. И вообще пора об ужине думать. В нижней галерее стоит несколько ящиков с овощами, значит, можно приготовить фальшивое рагу. И ещё хотелось бы попробовать винегрет с яблочным уксусом, надо будет завтра озаботиться этим вопросом. И вообще, довольно жрать концентраты. Времени у него много – да здравствует праздник живота!
Ефим вернулся в дот, вытащил из-под койки сочинение Констанции Буожите-Брундзене «Всё из яблок» и погрузился в чтение. О своих планах он вспомнил поздно вечером, когда заниматься готовкой уже не имело смысла. Пришлось ограничиться варёной картошкой и открыть баночку снетков с овощами.
Спалось плохо. Снились полчища крыс в касках и с железными крестами. Они подбирались к его кухонным припасам, а Ефим стрелял по крысам яблоками из 203-миллиметрового орудия.
Боевые действия не помешали ему замечательно хорошо выспаться, Ефим проснулся бодрым и свежим. За окном густела ночь, часы стояли, показывая полпервого. Настроение сразу испортилось, но всё же Ефим поднялся и затворил тесто для налистников.
Печь блины – вообще занятие исключительно мужское. Женщины психологически не могут ни сделать пресное тесто без комков, ни испечь тонкий до прозрачности блин на сухой сковороде. Стихия женщины – оладьи, пончики, пышки, в крайнем случае – блинчики, но не блины. Настоящий блин кругл и плотен, величиной во всю сковороду. Маслом его смазывают, когда он уже испечён. Попробуйте бросить масло на сковороду, и блин просквозит миллионом крошечных отверстий. А это уже не блин – мясо, завёрнутое в него, – засохнет, яблоки – растекутся, хорошо приготовленный творог – полезет наружу, словно куча белых червячков. Попытайтесь сказать самой опытной поварихе, что нельзя сыпать муку в воду или молоко, а надо делать наоборот, – она вас просто не поймёт. Да что там говорить, поджарить мясо и испечь блин по силам только мужчине.
Ефим умел и любил готовить, но сегодня дело шло туго. Отвлекала тьма в оконной щели. То и дело Ефим вглядывался в неё, пытаясь разглядеть полузасохший ствол, а под ним неясную красноту, словно жидкий сурик пролился из банки. Один раз даже бросил сковороду и, выставив окошко и погасив под потолком лампу, долго светил вдаль фонариком. Яблоня была на месте, а больше ничего разобрать не удалось.
Наконец на сковороде, теперь уже в масле, зашипели налистники. Дразнящий запах отвлёк Ефима от созерцания темноты. Обильная еда хорошо помогает от дурных предчувствий. Ефим позавтракал, пожалуй, излишне плотно, и его снова сморил сон. Размышляя, что прежде надо бы сходить за каменичкой для уксуса, Ефим улёгся в неубранную постель. Проснулся, когда сквозь амбразуру уже сочился свет. Ефим припал к холодному металлу. Снаружи всё было спокойно, осенний пейзаж изабеллина цвета не разнообразила ни единая яркая искра.
