Книга Мед жизни, страница 68. Автор книги Святослав Логинов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Мед жизни»

Cтраница 68

Чердак делился на два помещения, большинство барахла было стащено в дальнюю часть. Мама туда не заходила, лишь кричала сыну, чтобы он не подымал пыль, а то ей придётся всё перестирывать.

Один раз он спросил, куда ведёт вторая чердачная дверь.

– А туда же и ведёт, – ответила мама, – в твою барахолку. Просто с той стороны дверь завалена. А то можно было бы открыть. Видишь, на связке три ключа: один от квартиры и два от чердака.

Выходит, что и чердак у них тоже был смежно-изолированным.

К тому времени он уже подрос и сам читал по вечерам книги: про индейцев, мушкетёров и собаку Баскервилей. А днём помогал матери, потому что она стала быстро уставать и не успевала одна переделать все дела. Постепенно в его ведение перешли тряпка для пыли и шумливый пылесос, затем – мытьё посуды и, наконец, – стирка. Только готовить обеды и гладить бельё мама продолжала сама, хотя он давно умел сварить харчо, состряпать макаронную запеканку и густой кисель, который вкуснее всего есть ложкой. Гладить тоже научился и прекрасно справлялся со всеми делами, когда мама прихварывала.

Казалось, такой жизни не будет конца, но однажды мама неожиданно выключила утюг, оставив на доске недоглаженную сорочку, держась рукой за стену, ушла в свою комнату, легла на неразобранную кровать, прямо на покрывало, закрыла глаза и больше уже не двигалась.

Оставшись один, он не стал ничего менять в маминой комнате, он вообще перестал заходить туда, словно мать ещё лежала там, на неразобранной кровати, и, закрыв глаза, отдыхала от бесконечной работы.

В остальном его жизнь протекала по прочно установленному распорядку. Он просыпался, готовил завтрак, мыл посуду, занимался уборкой, приносил из кладовки продукты, варил обед, мыл посуду, стирал, гладил или устраивал генеральную чистку квартиры, разогревал ужин, мыл посуду, немного читал перед сном и ложился в постель. По утрам пил какао, за ужином – чай с облепиховым вареньем. Мамины книги остались запертыми в её комнате, а он, как и прежде, читал про индейцев, мушкетёров и похитителей бриллиантов.

Отправляясь после стирки на чердак, он уже не заходил в его дальнюю часть, былые сокровища потеряли привлекательность, да и времени не было копаться в изломанной рухляди.

Зато всё чаще случалось, что вечером он не мог сразу заснуть и, лёжа под одеялом, вспоминал или просто думал о чём-нибудь. В тот раз среди прочих необязательных воспоминаний припомнилось почему-то, как он давным-давно нашёл на чердаке фотографический портрет с расколотым стеклом и треснувшей рамкой. С фотографии улыбалась незнакомая женщина. Он притащил портрет маме и спросил, кто это, но мама лишь пожала плечами, продолжая растряхивать наволочки и развешивать их на верёвки. Тогда он не получил ответа, а на следующий раз портрет куда-то запропастился, и постепенно он забыл о нём. И вот теперь незнакомка вновь взглянула на него из темноты, дразня воображение неразгаданной тайной.

Ему не спалось, и он, подчиняясь позабытому взгляду, покинул нагретую кровать, натянул брюки, снял с гвоздика связку ключей и поднялся наверх. Пыльные лампы осветили чердак. В дальней камере, где так давно никого не было, всё оставалось без изменений, даже пыли не прибавилось, хотя её никто не стирал мокрой тряпкой.

Удивляясь самому себе, он начал искать портрет с треснувшей рамкой. Переложил пачки журналов, сдвинул патефон и вихляющий единственным колесом велосипед, заглянул в трюмо, где, как встарь, валялись пустые аптечные пузырьки. Фотографии не было. Он отодвинул трюмо, переставил прислонённый к стене драный пружинный матрац. Остановился, в недоумении потёр ладонью лоб. Портрета не было и здесь, но уже не это заботило его. Его поразило иное. Он вдруг сообразил, что не видит запертой двери, которая должна выходить сюда.

Он потряс головой, выглянул на площадку, убедился, что с этой стороны дверь есть, снова прошёл на чердак, где не было никакой двери. Может быть, она просто заложена кирпичом с этой стороны? Нет, вся стена одинаково старая – никаких следов новой кладки.

Он вернулся на площадку, с неожиданной робостью приблизился к запертой двери. Связка ключей оттягивала руку. Приложил ладонь к замочной скважине. Через узкое отверстие тянуло сквозняком. Он выбрал ключ, тот, которым не пользовался никогда в жизни, зажал его в кулаке, понимая, что не осмелится вставить его в скважину. Замер, прислушиваясь. По ту сторону двери что-то было. А быть может, не что-то, а кто-то. Слишком уж тихо было там. Такой тишины не бывает, где ничего нет. Безусловная, ждущая, недобрая тишина.

Он подумал, как хорошо было бы спать, не зная ни о чём. Теперь та, прежняя, жизнь не вернётся. Он не сможет забыть о сквознячке в замочной скважине. А оно, ждущее там, будет знать, что он помнит о нём.

Неужели ему придётся отворять дверь? Вон она какая: тяжёлая, обитая кровельным железом, крашенная коричневой половой краской. Знал бы, чем дело закончится, ни за что не пошёл бы искать старую фотографию. И зачем она ему потребовалась? Или хотя бы топор захватил, всё уверенней чувствовал бы себя.

Ведь недаром исчезла тогда проклятая фотография, уползла в щель под запертой дверью и ожидает теперь с той стороны, улыбаясь неведомо чему. Или это мама, пытаясь оградить его от беды, уничтожила опасный портрет. Теперь можно думать что угодно, беды всё равно не миновать.

Он шевельнулся, собираясь пойти за топором, но не сдвинулся с места, осознав, что стоит ему отойти – и оно отворит дверь своим ключом или вовсе просочится через скважину. Он остался стоять возле запертой двери, прислушиваясь к тишине, неизменной все эти годы.

Внизу приглушённым домашним звуком пробили часы. Пора просыпаться, застилать постель, готовить завтрак, мыть посуду, а он стоял, слушал безмолвие и ждал.

Машенька

Марина Сергеевна подклеила заговорённый пупок кусочком лейкопластыря, устало распрямилась, улыбнулась младенцу и пальцем пощекотала ему круглый мяконький животик. Ребёнок приоткрыл сонные глазки и довольно вякнул.

– Всё в порядке, – сказала Марина Сергеевна, – через два дня снимете пластырь, пупочек к этому времени подживёт, грыжки тоже не будет. Но на всякий случай следите, чтобы пацан поменьше плакал. А то мы у мамки голосистые…

– Спасибо вам огромное, – говорила женщина, ловко пеленая мальчика, который, как это всегда бывает после заговора, уже спал. – Мы уж просто не знали, что и делать, ни один врач не помогал, на операцию хотели класть, такого махонького… – женщина всхлипнула, – да вот научили люди к вам обратиться… Спасибо…

Она полезла в сумочку, достала приготовленный конвертик, протянула его Марине Сергеевне.

– Не надо, – тихо сказала та. – Это был совсем простой случай, я за такие деньги не беру. Вы только другим не говорите, а то ведь со стороны один заговор от другого не отличить.

– Может, всё-таки возьмёте? – робко предложила гостья. – Вы так нам помогли.

– Говорят, не надо! – Марина Сергеевна чуть не силком засунула конверт обратно в сумочку и пошла провожать гостью.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация